Признаюсь, мне стало страшно. До дрожи! В ту минуту привычный мир показался мне удивительным, прекрасным. В ту минуту он полностью меня устраивал. Да, он не был совершенным. Его изъянами были бедность, болезни, социальное расслоение, несправедливые законы, высокие налоги, в конце концов. Но он
Неужели это утопия?
— Ты просмотрел списки ликвидаторов аварии? — Хавс вывел меня из транса.
— Одним глазом, не вчитывался.
— А я вот изучил их. И знаешь, чьё имя обнаружил? Гектора Бофорта! Десять лет назад он был на «Новой Земле»!
Опа!
— Надеюсь, ты не собираешься…? — я внутренне содрогнулся. «О нет! Только не жуткий командор!»
— Собираюсь, Ал. Собираюсь, — ухмыльнулся Хавс. — Мы не можем остаться в стороне. Долой Фроста, Каролину и правила!
У парадного входа в Университет меня встретила целая делегация: Хавьер, Эжени и Стейси. Друг вовсю улыбался, ведь жара, похоже, не доставляла ему неудобств.
Стейси, щеголявшая в полупрозрачной голубой блузке и в синей юбке-карандаше, осмотрела меня с макушки до пят.
— Белый, определённо, твой цвет, Алекс! — вынесла вердикт девушка. — Тебе стоит чаще надевать эту рубашку.
— Белый делает его глаза совершенно прозрачными, — фыркнула Эжени. Она пребывала в хорошем настроении, это было заметно издалека. Её улыбка, почему-то, смутила меня.
«Никогда не знаешь, чего ждать от Эжени», — понял я. Её настроение подобно блуждающему огоньку, непостоянному и непредсказуемому. «Тебе не хватает острых ощущений, это заметно, Ал. И даже работа тебя не спасает, — как-то раз поделился наблюдениями Хавьер. — Эжени даст то, что ты хочешь. Она станет твоей Арабеллой[16]».
Небеса! Как пафосно! У Хавьера семь пятниц на неделе. Сегодня одно, завтра — другое! То беги от Эжени, удирай, пока можешь, то она — та, кто тебе нужен. А как же мнение Эжени? А моё мнение, в конце концов?
«Ой, чего ты ломаешься, Алекс? Прекрати изображать ханжу! Признайся уже, хотя бы себе, что она тебе нравится».
Я остался с Эжени наедине. Стейси отправилась за покупками, и Хавьер увязался за ней. Эта девушка хорошо на него влияла. Что бы мой самовлюблённый друг ни думал о женщинах, Стейси он уважал. Она его заставила. Терпеливая, рассудительная и дипломатичная Стейси хорошо на него влияла.
Прекрасное настроение Эжени улетучилось, стоило только Хавьеру и Стейси скрыться в дверях магазина. Мы устроились в беседке, в сквере, напротив торгового центра. В моём обществе девушка и не пыталась притворяться. Я не знал, радоваться этому или огорчаться. Знакомый грустный взгляд! А чего ещё ждать? Эжени здорово досталось от полицейских (её допрашивали раз за разом), от газетчиков, которые смешали имя её дяди с грязью. Что я мог сделать для неё?
Ничего. Вот именно!
Бессилие — отвратительное чувство.
— Я хотел поблагодарить тебя, Эжени, за помощь в расследовании. Если бы не ты, мы никогда бы не узнали о гене X, — я первым начал разговор.
Она ухватилась за эту тему, как за соломинку.
— Стейси и я пытались разобрать записи дяди. У него, знаешь ли, был дневник. Дядя заполнял его вручную. Мы передали рукопись московским полицейским, но я скопировала данные для вас. Неизвестно, когда ими поделятся коллеги Хавьера, а времени и без того мало, — Эжени покопалась в сумке и вытащила оттуда свиток синтетической бумаги. — Возьми. Это не оригинал, так что могу отдать его с чистой совестью. Московские полицейские пытаются расшифровать дневник, а это непросто. У дяди был неразборчивый почерк, и ещё он любил загадки и шифры. Я читала записи, про ген X нашла всего несколько упоминаний. Страницы 55, 100 и 124. Он писал, что носители гена обладают иммунитетом к жёлтой лихорадке и некоторым другим заболеваниям. Они, похоже, выносливее обычных людей. Но пока это всё.
Уже что-то!
— Спасибо, Эжени! Важна любая информация. Жаль, что именно тебе приходится копаться в этом. Дядя очень дорог тебе…
Её лицо перекосилось, точно от боли. Бедняжка! Я неловко погладил девушку по плечу. Она, казалось, и внимания не обратила.
— Перед смертью он сказал, что сотрудничал с Гильдией из-за меня. А значит, чтобы я ни чувствовала, придётся во всём разобраться и узнать правду. Я смирилась. Он мучил людей ради меня, почему-то думал, что сумеет помочь. Каково мне, подумай, Алекс?! Жить и знать,
— Тебя он любил, Эжени, очень любил. Он выбрал тебя.