– Ох уж он нынче, язви его, понаблюдал. Не человек, а дьявол во плоти. А это у меня высшая похвала. Такого б сюда к нам, на эту сторону Белой реки – ему бы цены не было. Будь он северянином, его бы во всех песнях воспели. Черт, вот кому надо быть королем. А не каким-то там наблюдателем.
Доу улыбнулся волчьей улыбкой.
– Спроси-ка, а не пошел бы он ко мне на службу?
Девица открыла было рот, но тот буйвол заговорил сам, с чуждым выговором и престранным, каким-то девчачьим, не соответствующим внешности голосом.
– Мне и здесь хорошо, – сказал он.
Доу приподнял бровь.
– Уж я думаю. Еще бы не хорошо. Знать, оттого ты так заправски и колошматишь людей.
– А что с моей подругой? – задала вопрос девица. – Которую тогда схватили вместе со мной?
– Да что ты за нее уцепилась? – Доу снова обнажил в улыбке зубы. – Ты в самом деле думаешь, что кто-то теперь захочет ее заполучить обратно?
Девица строптиво смотрела ему прямо в глаза.
– Получить ее хочу я. Я же сделала то, что ты хотел?
– Как бы не поздновато. – Доу беспечным взором еще раз окинул усыпанный трупами склон, набрал полную грудь воздуха и протяжно выдохнул. – Хотя это ж война. Кому-то надо быть и в проигравших. А вообще это хорошая затея: послать переговорщиков, оповестить всех, чтоб перестали биться, а лучше взяли и врезали хором песню. А то кромсаем друг друга почем зря, позор один.
Девица постояла, поморгала и перевела это на язык Союза.
– Мой отец хотел бы похоронить наших павших.
Но протектор Севера уже поворачивался уходить.
– Завтра, – бросил он напоследок. – Они уже никуда не сбегут.
Черный Доу двинулся вверх по склону, а пожилой, прежде чем пойти следом, чуть виновато улыбнулся Финри.
Она глубоко вздохнула и, постояв, выдохнула.
– Ну вот, видимо, и все.
– Мир – всегда некий спад накала, – сказал отец. – Но от того он не становится менее желанным.
Он с чопорным видом начал спускаться к Деткам, Финри рядом.
Какая-то невнятная беседа, пара скверных шуточек, не вполне понятных им самим – сомнительному собранию из пяти человек, и дело сделано. Битва окончена. Да что там битва – вся война. А что, нельзя было договориться изначально, чтобы люди с обеих сторон были по-прежнему живы, с целыми и невредимыми руками и ногами? Как ни крути, смысла что-то не наблюдается. Быть может, ей стоило злиться из-за громадных, впустую понесенных потерь, но она была слишком утомлена; слишком раздражена тем, как неприятно липнет к спине сырая одежда. Ну да ладно, теперь хотя бы все кончено, после…
Над полем битвы грянул раскат грома – пугающе, ужасающе громкий. Показалось, что по Героям ударила молния, последним выпадом грозы. И тут Финри увидела, как со стороны Осрунга взметнулся мощный огненный шар, такой огромный, что казалось, печным жаром дыхнуло в лицо. А вокруг него в небесную высь взлетали пятнышки, полоски и завитки вроде как пыли. Хотя нет, не пыли. Это были обломки строений. Стропила, камни. Люди. Пламя истаяло, а на его месте взбухала тучища дыма, растекаясь по небу перевернутым чернильным водопадом.
– Гар, – шепнула Финри и, не помня себя, сорвалась на бег.
– Финри! – крикнул вслед отец.
– Я за ней, – донесся голос Горста.
Она опрометью неслась вниз по склону; фалды мужнина плаща цеплялись за ноги.
– Какого… – пробормотал Зобатый.
Ползущий кверху дымный столб размывал и волок в их сторону ветер. Ниже бесновалось рыжее пламя, алчно лижущее только что стоявшие там постройки.
– О-па, – произнес Доу. – Это, наверно, сюрприз Ишри. Там сейчас никому мало не покажется.
В другой день Зобатый, пожалуй, застыл бы от ужаса, однако сегодня завести себя было уже не так просто. Запас страха и горя он спалил дотла. Зобатый, сглотнув, отвернулся от исполинского древа, медленно простирающего над долиной смоляные сучья, и вслед за Доу продолжил подъем.
– Победой в прямом смысле это не назвать, – не оборачиваясь, говорил тот, – но результат сам по себе неплохой. Надо послать кого-нибудь к Ричи, передать, чтобы он сушил весла. А заодно и к Тенвейзу с Кальдером, если они еще…
– Вождь.
Зобатый остановился на влажном склоне рядом с трупом солдата Союза, лежащим вниз лицом. Надо все делать по-правильному. Стоять за своего вождя, какие бы там чувства ни мешали. Он следовал этому всю жизнь, а говорят, старый конь новых барьеров не берет.
– Да? – Улыбка сошла у Доу с лица, когда он поглядел Зобатому в глаза. – Чего такой смурной?
– Мне надо тебе кое-что сказать.
Момент истины