При мысли о сегодняшней удаче шла кругом голова. Ощущение было такое, будто сам мир для чего-то его избрал. А иначе как он мог все это время безнаказанно петлять по жизни? Он, Кальдер, который такого везения, черт возьми, и не заслуживал?
Впереди через поля пролегала старая канава, а за ней невысокая изгородь – разделительная межа, которую так и не сумел срыть его отец. Прекрасное место, где можно разбить новую линию обороны. Еще один ломтик удачи. Эх, вот бы дожил увидеть все это Скейл. Как бы он обнял его, своего брата, вдарил кулачищем по спине, сказал, как он в кои веки им гордится. Еще бы: ведь он сражался и, что еще удивительнее, одержал победу. Кальдер смеялся, перепрыгивая через канаву, скользнул вбок через кусты и… замер как вкопанный.
Здесь расположились его люди – одни сидели, другие даже лежали, побросав рядом оружие, донельзя вымотанные жестокой схваткой и перебежкой по полям. С ними и Бледный-как-снег. Но были они не одни. Впереди угрюмым полумесяцем стояло десятка полтора карлов Доу. Мрачная свора негодяев, а посредине самоцветом из дерьма красовался Трясучка, глядя железным глазом на Кальдера.
Делать здесь им нечего. Если только Кернден Зобатый не выполнил обещанного и не сказал Черному Доу правду. А Кернден Зобатый знаменит именно тем, что всегда делает то, что обещает. Кальдер облизнул губы. Блефовать сейчас было бы глупо. Видно, лжец из него такой замечательный, что умудрился обмануть даже сам себя упованием на удачу.
– Принц Кальдер, – шелестнул Трясучка.
Бежать поздно. Да и куда – к Союзу? Ум щекотнула безумная надежда, что ближайшие сподвижники отца встанут на его защиту. Однако поссать перед ними на ветру – еще не значило завоевать их расположение. Кальдер глянул на Бледного-как-снег; старый воин лишь тихонько пожал плечами. Кальдер дал им день, которым можно гордиться, но на самоубийственную преданность рассчитывать все равно не приходится. Да он, собственно, ее и не заслуживает. Сжигать себя живьем ради Кальдера Бледный-как-снег готов не больше, чем Кол Ричи. Надо быть реалистом, как любил повторять, черт бы его подрал, Девятипалый.
Поэтому Кальдер от безнадеги лишь улыбнулся и стоял, пытаясь отдышаться, а Трясучка сделал к нему шаг, второй. Приблизился жуткий шрам. Близость такая, что хоть целуйся. Такая, что Кальдер различал отражение своей улыбки в металлическом шаре глаза.
– Тебя желает Доу.
Удача. У кого-то она есть. У кого-то нет.
Трофеи
Прежде всего, запах – вроде чада на кухне. Потом кострища. Дальше – больше. Едкое першение в горле. Вонь пылающих зданий. Так пахла Адуя во время осады. А еще Дом досуга Кардотти, когда он, Горст, метался по задымленным коридорам.
Финри неслась как безумная и сумела оторваться от него, с его головокружением и нытьем во всем теле. Люди едва успевали отскакивать с дороги. Когда они миновали гостиницу, с неба черным снегом начал сеяться пепел. Среди рассыпанного всюду мусора сумрачно проглянул забор Осрунга. Опаленное дерево, сломанная черепица, истлевшие обрывки ткани сыпались с неба.
Опять раненые, толкущиеся у южных ворот городка – порубленные и обожженные; в пятнах не только крови, но и сажи. А звуки те же самые, что и на Героях. И не только на них, а повсеместно. И всегда. Горст скрежетнул зубами. «Помогите им или прикончите их – только кто-нибудь, пожалуйста, положите конец этому проклятому блеянью».
Финри соскочила с лошади и торопилась к городским воротам. Горст не без труда последовал за ней – голова как чугунный колокол, лицо горит, – и нагнал ее как раз в воротах. Солнце словно исчезло с неба, ну да бог с ним. Удушающий сумрак царил в Осрунге. Среди деревянных строений бесновался огонь. Пламя вздымалось, и от него испарялась во рту слюна, пот стягивал лицо высохшей коркой, мерцал воздух.
Вон выпотрошенный дом – одной стены нет, половицы торчат в воздухе, окна таращатся в никуда.
«Вот она, война. Очищенная от мишуры. Без надраенных пуговиц и блях, бравурных оркестров, бойких салютов. Без сжатых челюстей и ягодиц. Без речей, горнов и возвышенно-надменных идеалов. Вот она, раздетая донага».
Впереди кто-то склонился над человеком – помогает? Чутко обернулся – чумазая физиономия. Нет, не помогает. Пытается снять с него башмаки. С приближением Горста мародер вздрогнул и метнулся куда-то в сумрак. Горст посмотрел на оставленного им солдата, на бледное пятно голой ступни на фоне грязи.
«О цвет нашей мужественности! О храбрые юноши! Прошу, не посылайте их более на войну, во всяком случае, до следующего приступа вашей кровавой похоти».
– Где нам искать? – прокашлял он.
Финри смотрела на него дикими глазами – волосы спутаны, под носом сажа. «И все равно по-прежнему красивая. Нет-нет, еще более!»
– Вон там, у моста! Он должен был идти впереди!
«Какое благородство. Какой героизм. Веди меня, любовь моя! К мосту так к мосту!»
Они шли под тлеющими деревьями; горящие листья сыпались вокруг, как конфетти.