Холодные близнецы

– Мне звонила школьная секретарша, – уточняет Энгус. – До тебя они дозвониться не смогли. Сказали, что Лидия сильно грустит и вообще полностью подавлена. Эмили Дюрран отказалась находиться с ней в одном классе, а потом то же самое сказали другие ученики. Поэтому меня попросили забрать ее домой пораньше.

– Но…

– Они хотят, чтобы Лидия не посещала занятия в течение недели, – он вздыхает и скребет щетину на подбородке. Он выглядит усталым, старше своих лет. Его карие глаза буравят мое лицо. – Я пытался выведать у них правду, но они толком ничего не знают. А Лидия… она умеет молчать.

Он умолкает, и мне хватает этого, чтобы почувствовать себя оскорбленной.

У меня возникает намерение его ударить. Я не забыла про книгу. Имоджин Эвертсен? Но первые мои мысли – о Лидии.

– Почему неделю? А потом?

– Понятия не имею, – он пожимает плечами. – Они заявили, что в школе очень важна спокойная обстановка. Короче говоря, я отвез ее из школы домой.

– Ты так тихо вошел, что я… испугалась.

– Честно, я не думал, что здесь кто-то есть. Свет нигде не горел.

Он врет. Я уверена. Он лжет мне. Он не сводит с меня глаз. Возможно, он догадался, что я рылась в комоде. Вероятно, он сообразил, что я нашла книгу, но не придает этому значения.

А что с Лидией? Как она должна себя сейчас ощущать?

– Мне надо поговорить с ней.

– Нет. Вряд ли она согласится…

Я отталкиваю его большую властную руку и открываю заскрипевшую дверь в комнату Лидии. Она сидит на кровати, уставившись остекленевшими глазами в книгу про Чарли и Лолу. Как и год назад. Подозреваю, что истории для самых маленьких для нее – как привычная еда: ее любишь, и вдобавок она помогает успокоиться.

Моей дочери нужно хоть что-то обнадеживающее. А в ее спальне холодно и неуютно. Холод просто кошмарный.

– Лидия, что случилось в школе?

Она молча читает.

– Дорогая, пожалуйста, не молчи. Кто-нибудь тебя обидел?

Вместо ответа я слышу шепот моря – волны разговаривают с песком и камнями.

– Лидия… – Я сажусь возле нее и прикасаюсь к ее руке. – Лидия, ответь мне, пожалуйста.

– Ничего.

Опять «ничего». И интонации точь-в-точь, как у ее матери.

– Лютик, прошу тебя.

– Ничего. – Она поднимает на меня взгляд, ее глаза горят. – Ничего! Ничего не случилось!

Я снова дотрагиваюсь до ее руки, но она реагирует с неожиданной яростью:

– Уходи!

Лидия кричит на меня. Ее симпатичное светлое личико покраснело от злости и искажено гримасой ненависти:

– Убирайся отсюда, я тебя ненавижу! Ненавижу!

– Ли…

Я тянусь к ней другой рукой, но Лидия ударяет меня – сильно и достаточно больно. Неужели она способна на такое?

– УБИРА-А-АЙСЯ-А-АА!

– Хорошо, – я встаю и повторяю: – Хорошо.

– УХОДИ-И-И!

– Сейчас, сейчас.

Я отступаю. Жалкая и побежденная – самая плохая на свете мать. Я направляюсь к двери, оставляя дочь в одиночестве. Ее всхлипывания похожи на шум моря, она причитает, как чайки над Камускроссом, и я ничегошеньки не могу поделать с ее отчаянием и тоской.

Я таращусь на закрытую мной дверь, там золотыми блестящими буквами написано «ЗДЕСЬ живет Лидия» и «Не входить». Я едва не плачу, но сдерживаюсь. Слезы мне не помогут, да и эмоции – тоже.

Мои размышления прерывает негромкий рокочущий голос:

– Я слышал.

Энгус стоит в холле в трех ярдах от меня, на пороге гостиной. В камине трещат дрова, я вижу теплые отсветы пламени.

– Эй!

Он раскинул руки в широком объятии. А я мечтаю ему врезать от всей души. Но какая-то часть меня стремится в его объятия.

Мне до сих пор хочется секса.

Если что-то происходит, мне очень хочется секса. Думаю, это, скорее всего, секс из ревности. Из-за книжки с автографом Имоджин. Меня охватывает желание. Я хочу овладеть Энгусом, пометить его, доказать, что он – все еще мой. Как он в свое время вступал во владение мной.

И еще мне просто хочется секса. Нам его никогда не хватало.

Энгус делает шаг по направлению ко мне.

– Прими все, как есть. Ты ничего не можешь изменить, – произносит он и подходит еще ближе. – Да, ей очень тяжко, но ей станет лучше. Возможно, ей понадобится профессиональная помощь. И нам, наверное, тоже. Слушай, позвони-ка тому парню – ну, в Глазго? Как его фамилия, Келлавей?

Его руки находят мои. Я вижу, что он хочет того же, что и я.

В моем взгляде появляется нежность, я приоткрываю губы и поднимаю лицо навстречу ему. Его губы сливаются с моими. И мы целуемся, мы не целовались уже месяц, даже три.

Потом мы раздеваемся. Лихорадочно, как подростки. Я стягиваю с него свитер и отбрасываю прочь, он расстегивает кнопки на моих джинсах. Мы вваливаемся в гостиную, он хватает меня и несет на руках, и мне нравится, я хочу, чтобы он меня нес. Сделай это. Энгус Муркрофт. Трахни меня.

И он меня трахает – классно. Вот что мне сейчас нужно. Он берет меня – прямо здесь и сейчас, как раньше. Я не нуждаюсь в прелюдиях и в прочей ерунде. Я хочу чувствовать его внутри себя, это разрешит сомнения хотя бы на несколько минут.

Он страстно целует меня. Он покусывает меня за плечи, переворачивает и снова входит в меня. Я вцепляюсь в подушку и полностью отдаюсь ощущениям.