Холодные глаза

– Не знаю, может, двое, может, пятеро. Сука! Обещал жене не материться, но как тут, бля, промолчать? Не знаю, сколько их было. Пока непонятно, но мне кажется, что это один человек. Если смотреть на следы, то один. Одна ебаная мразь вошла в дом, убила Хабиба, потом одну девочку, потом вторую, потом третью. Ловил их одну за другой и убивал. Как делают лисы. Видел, как убивают кур?

– Нет.

– Просто залезают в курятник и одну за другой мочат десять-двадцать штук, а забирают с собой только одну. Кстати, это не для ваших газет, понял?

– Да, – ответил я.

– Никакой записи, – добавил он, и я показал ему свой севший телефон.

– Я тоже думаю, что он был один, – высказал я свою версию, как будто мое мнение что-то вообще значило.

– Почему так думаешь? – спросил меня следователь, и вопрос его прозвучал вполне серьезно, а не так – чтобы поддержать разговор с сопляком. Вероятно, алкоголь ударил ему в голову, и мы слегка уравнялись. Он смотрел на меня в ожидании каких-то серьезных выводов, и мне предстояло не облажаться. Я слегка дрожащим голосом, но с умным видом проговорил:

– По следам видно. Это один человек, который методично убивал одного за другим членов семьи. Сперва они разговаривали в гостиной, потом, слово за слово, произошла драка, убийца убил Хабиба, потом его дочерей. Как вы и сказали. И это не похоже на конфликт из-за работы Хабиба.

– Почему?

– Не знаю. Я, конечно, ничего не понимаю в таких делах, читал пару книг детективных, смотрел сериалы, но создается впечатление, что тут другая причина. Зачем убивать девочек?

– Может, они его узнали.

– Нет, может быть, видела средняя дочь, может, даже видела младшая, которая отреагировала на шум, но не старшая. На ее дверях следы крови, убийца открыл ее дверь.

– Потому что она там закрылась! – разозлился неожиданно Заур, и тут, наверное, я должен был замолчать, но у меня зародилась своя теория прямо по ходу рассказа, и я не хотел останавливаться на полуслове.

– Нет, тогда бы она закрылась изнутри на замок. Дверь была просто закрыта, а она даже не слышала того, что произошло внизу.

– Как можно такое не услышать? А сестра на лестнице. Забыл ее? По-твоему, она немая, что ли? – спросил он, и мне захотелось ответить на его вопрос, что, походу, я уже никогда ее не забуду, и да, теперь она уже точно больше не произнесет ни слова, но я сказал:

– Старшая, кажется, лежала на кровати в наушниках. Вы их заметили?

– На ней не было наушников, – уверенно сказал он.

– Я вам их сфотографировал, они сейчас лежат под кроватью. Это значит, что убийца, скорее всего, хотел убить всех, кто в доме. Он целенаправленно пришел в дом, чтобы убить Хабиба и его дочерей, иначе он убил бы только Хабиба и среднюю дочь, которая видела его лицо, но он прошелся по всем комнатам. Искал всех, кто был в доме, и даже, когда он открыл дверь старшей дочери и, вероятно, увидел, что она лежит в наушниках, он не остановился, не убежал. Так что я думаю, что это какой-то долбанутый псих!

Когда я закончил свою речь, моя теория показалась мне вполне логичной, но она тоже не отвечала на главный вопрос: кто убийца?

– Ты думаешь, мы не знаем, что это долбанутый псих? – спокойно сказал Заур. – Ты умный пацан. До хуя умный. Конечно, это какой-то псих.

– А профессиональная деятельность? Вы же по телику так сказали, – удивился я.

– Убийца по-любому это увидит. Он тоже такой же умник, как ты. Не оставил отпечатков. Может даже, все спланировал. И вряд ли сейчас паникует. Он, скорее всего, следит. Ему важно знать, в какую сторону повернуло расследование. Пусть думает, что мы пошли по ложному следу. Пусть расслабится. На самом деле мы практически уверены, что он до сих пор тут, в селении. Прячется где-то, вряд ли на улице в таком холоде. Скорее всего, где-то в амбарах, подвалах или у родственников, а может, даже у себя дома, уверенный, что сделал все идеально. Сидит, пидарас, в кухне за столом и чаи гоняет, может даже, в кругу своей семьи, смотрит телик и качает головой.

– Он не мог покинуть село?

– Мог, но мы проверили всех, кто выезжал из села. Тут только одна дорога, так что он, скорее всего, еще тут. С одной стороны село окружает река, с другой овраг, болото, грязь, слякоть. Следов пока нет, он бы ни за что не смог их скрыть. Завтра мы поднимем это место на уши. Перевернем каждую кровать, залезем в каждый шкаф.

– А как вы узнаете его?

– По глазам, блядь! – резко отреагировал Заур на мой вопрос. – Шучу. Этого я тебе не могу сказать. И так сказал слишком много. Зато мы с тобой хорошо поговорили, да? – Он посмотрел испытующе мне в глаза.

– Да? – почти согласился я.

– Я же не найду тебя завтра утром висящим на ремне на люстре?

– Нет, – сказал я, усмехнувшись, и взглянул на некое подобие люстры над головой. – Вряд ли она меня выдержит, если даже надумаю.

– И из окна не прыгай. Это второй этаж, не убьешься, останешься калекой до конца жизни, если не сможешь жопой в снег приземлиться. И в ванной…

– Я понял, – перебил я и опять усмехнулся.