Холодные песни

Она поняла, что смотрит на свое отражение в зеркале у входа. Коврик с кубиками не попадал в картинку – дубликат реальности. Альбина ощутила копошащееся в животе беспокойство. Кубики в ее голове беспрестанно складывались в разные гадости.

Что же все-таки не так с этой пирамидой?

Она повернулась, но тут в поле зрения возникла фифа-директорша. Женщина бесшумно вышла из туалета, хотя Альбина была уверена, что после Адама никто туда не заходил.

– Здравствуйте. Рада, что вашему сыну понравилось.

– Все упиралось во время, – зачем-то оправдываясь, сказала Альбина.

– Ну да, ну да. Воды хотите?

– Нет, спасибо.

Директорша увлекла ее к мягким креслам коридора.

– А у нас еще дошкольная подготовка есть. По кубикам Зайцева читать обучаем, вы, наверное, видели в комнате. А еще – английский. Музыка, рисование…

Альбина отрешенно кивала.

– А муж не может раньше водить? – спросила директорша, резко сменив тему. – У нас после пяти столько желающих.

– Ну… Нет, не может.

Фифа понимающе улыбнулась.

– Он часто моется? Не боится грязи?

– Кто? Что?.. – Альбина заморгала.

Лицо женщины дрогнуло, рот скривился, она схватилась за живот и резко встала.

– Извините, мертвые устрицы.

Директорша зацокала каблуками по ламинату, наткнулась на мягкий тоннель, едва не упала и, пошатываясь, исчезла за углом.

Альбина зачем-то поднялась, глядя вглубь пустого коридора. Куда пошла фифа? Забыла, где туалет? Что-то коснулось плеча Альбины, и она тихо вскрикнула. Мышцы словно натянули на барабан.

Она медленно повернула голову к правому плечу.

Вилка, всего лишь сетевая вилка. С полки, на которой стоял старенький магнитофон, свисал пожелтевший шнур.

– Мам, мы сейчас домой?

Она снова вздрогнула, но тут же улыбнулась сыну:

– Да, солнышко. Беги, переобувайся.

Логопед встала рядом. Сложенные на груди руки, сонные глаза.

– Адам перестал стараться. Постоянно отвлекается.

– Паясничает? Похоже, привык.

С чавкающим звуком логопед протерла глаза ладонью.

– Нет. Даже не знаю, как это назвать… играет, что ли.

Альбина молчала.

– Разные роли… – Логопед покосилась на Адама, заталкивающего ногу в кроссовок. – Как будто изображает другого мальчика. Причем довольно жутко.

– Что именно он делает?

– Говорит странные вещи не своим голосом. Иногда без спроса встает, начинает ходить по классу… Он меняет походку, словно одна нога длиннее другой. Он делает так дома?

Альбина покачала головой.

– А еще часто подходит к окну, смотрит на что-то и хихикает.

– Ясно, – сказала Альбина и пошла к сыну, чтобы помочь обуться.

Она остановилась на пешеходном переходе и придержала за руку рвущегося домой Адама. Обернулась и глянула на полуподвальные окна центра детского развития, потом туда, куда они смотрели.

На детский сад.

Укладывая сына спать, Альбина вспомнила, как бывший муж выдумывал на ходу истории и как Адам слушал всю эту несусветную глупость – про побеги из садика, синих ниндзя и полеты в космос на карамельных ракетах… Она часто злилась: лучше бы что-нибудь познавательное рассказал. Но сейчас, господи, сейчас… она бы и сама не отказалась от карамельной ракеты.

Она зашла в спальню. Адам уткнулся лицом в подушку и делал вид, что спит. Каждый раз одно и то же…

– Солнышко, вставай, – сказала Альбина. – Маме на работу надо, а тебе в садик.

Адам замотал головой. Он боится, поняла Альбина. Не просто капризничает, а боится. Но не испытала щемящего чувства, не в это утро. Вместо этого она рассердилась.

– Вставай, – приказала Альбина.

– Не пойду.

– Вставай!

Адам нехотя сел на кровати.

– Писать хочешь? Пить?

Он помотал головой.

– Тогда одевайся.

Альбина кинула ему в ноги одежду, скрестила руки на груди и стала ждать.

Утро выдалось пасмурным, в окне высилось здание бизнес-центра, угрюмое, вдавленное в серую хмарь.

– Я не хочу в садик…

– А мне плевать, – сказала она и стала резкими нервными движениями натягивать штаны на худые ноги сына. – Надо – значит, надо.

– Но там грязная комната… Я больше не выберусь…

Адам был напряжен, глаза широко открыты, голова вдавлена в плечи.

– Не говори ерунды.

– Плохой мальчик станет мной.

– Хватит!

– Я хочу остаться дома.

– Ты пойдешь в садик.

– Папа бы мне поверил…

– Да плевал твой папа на нас! Хватит мешать, одевайся! – Она схватила его за руку, которой он пытался стянуть штаны.

Адам разразился безысходным плачем. Не всхлипывал, не хлопал глазами и не тянул слова, а сразу залился слезами. Альбина замерла, глядя на сына, будто не понимая, почему тот плачет. Она по-прежнему сжимала его запястье, сжимала слишком сильно… Он никогда не реагировал так бурно. Адам был не просто испуган, он был в ужасе. А она, она… Что с ней не так? Она ведь раньше не позволяла себе…

Плач Адама стал громче. Мальчик задергался, словно в припадке. Лицо распухло и покраснело от слез.

Альбина разжала пальцы и потянулась к сыну, чтобы обнять. Она ненавидела себя: «Мерзкая, какая же я мерзкая…»

– Солнышко, извини меня, извини… Не плачь, ну… Не пойдешь в садик.

Она чувствовала, как он успокаивается, затихает. Хорошо, хорошо… Такое маленькое сердечко – нельзя ему так быстро биться. К тому же нос почти не дышит, всю ночь храпел.

– К бабушке с дедушкой поедешь.