Но немец оказался добряк. Рад был, что не с бандитскими целями к нему Василий вкатился. Снимает винчестер, протирает, показывает, как с этой хитрой штуковиной обращаться, дает более сотни патронов да еще напутствует при этом:
— Винчестер — ружье хорошее, но капризное, как иная легавая. Я ни разу не выстрелил из него бесцельно. И обращения требует это оружие умелого и честного. — Отдает Василию Адеркину свой винчестер немец да еще и косую ему обратно сует: — Старенькое, скоро отслужит свой век. Бери, раз уж так случилось.
С тем и прибежал тот прямо в штаб боевой дружины, радостный, нагруженный патронами, со сложенным вдвое винчестером, запрятанным под длиннополое пальто.
— Товарищ Сочалов, — кричит во всю глотку, — теперь и разведка вооружена!
— Хват парень, молодец! — одобрил Сочалов поступок Адеркина.
Вспоминая все это, Прохор успел уже вымыться над тазом до пояса, насухо растереть докрасна хорошо тренированное тело жестким холщовым полотенцем, натянуть полувоенный серый френч с высоким воротником. Не забыл засунуть при этом в боковой верхний карман с клапаном свою костяную расческу, которой с усердием поработал перед тем у зеркала над своими усиками и безукоризненным пробором.
Налегке, без завтрака, выскочил он на улицу и с первыми брызгами солнечных лучей заспешил к дальнему лесу, где сегодня по ранней зорьке собирались командиры для прохождения инструктажа по охране первомайских колонн демонстрантов. Его должен проводить списанный после тяжелой контузии с фронта русско-японской войны унтер-офицер Матушев.
Василий Адеркин сегодня ночью тоже не спал. В мастерской у Маруси Борисовой, заночевав у подруги, Фруза шила особый чехол-бинт, чтобы удобнее и незаметнее было Адеркину носить под пальто свой винчестер. А Маруся втайне от подружки скроила в своей комнате из белых простыней мешок для Василия вроде савана для маскировки зимой: ползущего по снегу в таком маскхалате не видно. Давно, когда еще снег не стаял, просил ее об этом Василек, да все руки не доходили. «Лучше поздно, чем никогда», — пошутил сегодня Васятка, но от затеи с мешком-халатом не отказался. Никто и не подозревал, что Василий принес с собой еще и медицинскую фарфоровую плошку с бертолетовой солью.
Когда в поселке многим уже начали сниться предутренние сны, сероокую пышнотелую Фрузу окликнул кто-то из сенцев. Она отложила работу и выскочила на зов. То, что она увидела, надолго осталось одним из самых страшных ее воспоминаний. Сенцы были темные, дверь из комнат она за собой, как рачительная хозяйка, плотно прикрыла. И тут же увидела высокую белую фигуру, освещенную синим пламенем, что горело в белой плошке. Мертвец, одетый в саван, пестиком размешивал в нем какую-то кашицу. От испытанного суеверного ужаса ее ноги подкосились, и девица без чувств рухнула на пол.
Это тяжелое падение услышал Маринкин брат. Он, не одеваясь, в одном белье вбежал в сенцы и увидел мертвеца в саване над бездыханно лежащей Фрузой. Не из робкого десятка был Григорий, но, не появись Маринка, еще неизвестно, как бы повел себя и он. А Маринка, увидев плоды своего труда, употребленные не на пользу делу, страшно рассердилась, дернула Василия за капюшон и крепко схватила дерзкого проказника за волосы. До слез довела парня девка, буквально накрутив длинные волосы его шевелюры на сильную правую руку, в которой привыкла держать свою палку. Сначала Василий пробовал отбиваться, шутя и похохатывая, затем всерьез встал на оба колена и буквально взмолился о пощаде.
Долго в ту ночь не могли успокоиться в доме Борисовых. Охала и вздыхала Ефросинья Силантьевна, как никогда был зол и грозно ворчал на Василия Григорий. Маринка приводила в чувство свою подругу, которую Василий, несмотря на ее солидный вес и объемы, на вытянутых руках перенес в дом и уложил на Маринкину кровать.
Фруза не сразу пришла в себя: велико было потрясение для девушки, которая не раз и не два гадала в крещенские вечера. Она и читала-то из всей русской литературы, может быть, разве что гоголевского «Вия» и «Ночь под Ивана Купала» да «Светлану» Жуковского. Из современных авторов с детства увлекалась Вербицкой, прочитав ее «Ключи счастья» да еще несколько рассказов в «Мире божьем».
К утру Василий был торжественно изгнан обеими девами. Не заходя домой, он раньше всех из командиров-дружинников по росному холодку вынужден был отправиться в лес на сборный пункт.
Там он первым и встретился с Прохором Сочаловым.
Василий не утаил своей проделки от командира и еще раз получил заслуженную выволочку.
— А в принципе, — продолжая строго смотреть в виноватые глаза Василия, сказал неожиданно Прохор Сочалов, — это, брат, здорово у тебя получилось. Есть в тебе жилка неподдельного лихого разведчика. Врага надо уметь ошарашить, и тогда бери его хоть голыми руками.
Василий молчал. Перестали ругать его за дурость, и на том спасибо.
Но Прохор не унимался: