Холодный человек

– Какую, интересно, немчуру имели в виду писавшие? Ту, что здесь в гробах лежала, или ту, с которой наша страна воевала? – глубокомысленно промолвил Жюль Верн.

– Надо думать, первую.

– Ты, наверное, права. – Жюль Верн повел лучом по стенам. – Гляди, не только про немцев написано. Вот, например: «С нами батька Махно!» А эта: «Сатана тут правит бал». Каково?! Я же говорил: здесь в двадцатые годы беспризорники обитали. Они, наверное, все и разграбили. Видишь, похоже, пытались костры жечь. Потолок закопчен. Только, думаю, у них ничего из этого не вышло. Дыры-то, куда дым должен выходить, не имеется. Они тут просто задыхались.

– Ладно, пошли отсюда! – грубо потребовала Вера.

– Куда пошли? Зачем? Зря, что ли, перлись? Раз оказались здесь, нужно все внимательно изучить.

– Чего тут изучать? Я же говорю: труха и тлен!

– Это для тебя труха. А для меня – экспонаты.

– Ах да, я забыла. Ты же типа музейный работник.

– Вот именно. Кроме этого, у нас имелась цель. Зачем мы сюда шли? Да затем, чтобы отыскать нечто, принадлежавшее Амалии.

– Ну, так ищи!

– Я и ищу. Вот смотри… на полу…

– Хлам какой-то валяется.

– Не хлам, а вещи, возможно, принадлежавшие ей.

– Косточки…

– Пускай косточки. Но не только они. Вот обрывок парчи, вот медные пуговицы… Похоже, от генеральского мундира.

– Думаешь, Амалия была генералом? – насмешливо спросила Вера.

– Не нужно иронизировать. Мне все интересно, в том числе и пуговицы.

– Собирай, собирай…

Жюль Верн поднял с пола нижнюю челюсть.

– Не очень большая, – сообщил он свои наблюдения. – Вполне могла принадлежать женщине.

– Ну-ка, дай сюда. – Вера безо всякого трепета взяла челюсть в руку. – Посвети. Гляди, тут и надпись есть: «Челюсть, принадлежащая Амалии фон Торн».

– Где?!

– Да вот же! Смотри внимательнее…

– Кончай издеваться!

– А чего… Эту кость, очень возможно, некогда облекала плоть злобной баронессы. Подопрет она ее, бывало, ручкой и раздумывает: кого бы прикончить на этот раз? Ты, Жулик, как будто считаешь, что здесь упокоили только Амалию. Выйди наружу, посмотри на доску мемориальную, почитай, что на ней написано. А написано там следующее – здесь покоилось как минимум десять особ женского пола. В том числе две старшие сестрицы нашей зловещей знакомой: Летиция и Жоржетта. Она их, если ты забыл, укокошила с помощью толченого стекла. Думаю, здесь можно и крошки этого стекла отыскать.

– Только осколки от бутылок, – заметил Жюль Верн.

– А если это они и есть? Амалия сама мне рассказывала, как истолкла винную бутылку в ступке. Возможно, не очень тщательно. Вот одна из ее сестриц и подавилась. А то и обе сразу.

– Зря иронизируешь.

– А что еще остается делать в этом погребе?

– Не могу понять: хочешь ты избавиться от опеки баронессы?

– Я и сама не понимаю, – неожиданно заявила Вера.

– Вот даже как?! А мне казалось… Вчера ты говорила иное…

– Мало ли что было вчера.

– Однако! Раз так, пошли отсюда!

– Да ладно тебе… Успокойся. – Вера сменила гнев на милость. – Раз уж пришли сюда, не уходить же с пустыми руками. Ищи свои экспонаты.

– Мы пришли не за экспонатами…

– Помню, помню… За вещами Амалии. Так ищи!

Луч фонарика вновь заметался по полу и стенам. Вера молча следила за действиями Жюля Верна. Наконец ей это надоело. К тому же внутри склепа было ничуть не теплее, чем на улице.

– Слушай, Жулик, только не обижайся. Мне действительно осточертело топтаться здесь. И холодно. Я полезла назад. Подожду тебя на свежем воздухе.

Вера с некоторым трудом выбралась из склепа. По-прежнему с тусклого неба падали редкие снежинки. Вера достала сигареты, закурила и принялась бродить поблизости от склепа. Это место, видимо, было самой древней частью кладбища. Ни деревянных крестов, ни железных конусов и прочего убожества здесь не наблюдалось, однако царило полное запустение, отчего окрестности выглядели еще печальнее, чем те части погоста, по которым наша парочка проходила совсем недавно. К тому же запустение это, похоже, было создано искусственно и больше напоминало территорию, подвергшуюся погрому. Многие памятники и каменные кресты оказались сдвинуты со своих мест, иные опрокинуты, если это оказалось погромщикам по силам. У скорбящих ангелов, которых здесь имелось три, отбиты некоторые части тела. Один лишился половины крыла, у другого отсутствовала ступня, а третий и вовсе был обезглавлен. Судя по поросли мха, покрывавшей низвергнутые и обесчещенные монументы и статуи, акт вандализма свершился очень давно, однако ощущение грусти и недоумения от результатов этой бессмысленной акции оставалось достаточно сильным.