Холодный как мрамор

Я опустилась на землю у головы Вайолет, мои колени едва касались ее волос. Она закрыла глаза, зная свою роль в ритуале.

Я прижала кончики пальцев левой руки к вискам Вайолет, продолжая держать маятник в правой.

– Маятник, – начала я дрожащим от волнения голосом, глядя на свое отражение в очках. Я крепко прижала рукой лоб Вайолет, слегка сжимая ее череп. – Ты можешь показать мне смерть Вайолет?

Вайолет вздрогнула под кончиками моих пальцев. Она поморщилась, но не открыла глаза. Маятник начал двигаться в противоположную сторону. Он раскачивался быстрее, а круг, по которому он вращался, становился больше.

– Что… что происходит? – спросил Трей.

Я сосредоточенно смотрела на очки, игнорируя комментарий Черил: «Боже мой». Но единственное, что я видела, – это мои темные глаза, сосны позади меня и снежные облака над головой.

– Ты что-нибудь видишь? – спросил Генри.

– Не знаю, – призналась я, сконфузившись и немного расстроившись. – Я правда думала, что это сработает.

В моем голосе слышалась паника. Мы с Треем уже проделали такой путь – сбежали из исправительных школ, солгали родителям и потеряли их доверие, отбросили планы на университет и смогли увести Вайолет от всех остальных, чтобы сыграть в игру, – я не могла увидеть ее смерть, но не знала, что еще можно было сделать. Это будет провал колоссального масштаба.

И тут я поняла, что смотрела не на свое отражение в очках. Я смотрела на Дженни, какой она была бы в моем возрасте – шестнадцати лет – а не восьми, когда я видела ее в последний раз живой. Дженни моргала, когда я не смела закрыть глаза. Она сказала одними губами: «Смотри».

– Подожди-ка, подожди-ка, что-то происходит, – отвлеченно промямлила я, чтобы убедиться, что Трей не будет двигать очки.

Очки затуманились, и на них стала вырисовываться картина. Это был кабинет доктора. Была середина дня, солнце пробивалось сквозь жалюзи, пропуская полоски света на противоположную стену и отражаясь в стекле, за которым виднелся диплом об окончании медицинского университета. Доктор, мужчина с седой бородой, сидел за столом, сложив руки на столешнице, борясь с желанием открыть лежащий перед ним файл. Он разговаривал с женщиной с короткими седыми волосами, сидевшей напротив него по другую сторону стола. Она внимательно слушала. Я не могла услышать то, что было перед моими глазами, но почувствовала в голове пульсацию энергии, похожую на голоса, которые часто слышала. Они достаточно хорошо объяснили, что происходило. Я начала говорить из страха, что, если буду ждать слишком долго, упущу детали и не расскажу всю отображающуюся историю, что поставило бы под угрозу успешное завершение игры.

– Это полдень в кабинете доктора. Доктор с седой бородой информировал Вайолет о результатах теста.

Картина в очках сменила ракурс, чтобы показать мне реакцию Вайолет. Я была поражена: это действительно была она, но выглядела намного, намного старше. Вероятно, лет на семьдесят или восемьдесят, судя по широким морщинам на сильно припудренной коже. Вайолет все еще была красивой, ее глаза обрамляли длинные ресницы. Большие жемчужные серьги свисали с ее ушей, и она была одета в модный кашемировый свитер с иголочки. Вайолет всегда предпочитала свитера. Она внимательно слушала доктора, и по его губам я смогла разобрать слово «рак».

– Она болела уже несколько недель и была измотана. Слаба. Сколько бы Вайолет ни спала, она не чувствовала себя отдохнувшей. Доктор подтвердил ее худшие опасения: у нее был неоперабельный рак. Он начался в ее толстой кишке и распространился на лимфатические узлы, значительно уменьшая шансы на выживание.

Картина изменилась, перематывая события немного вперед. Группа мужчин и женщин средних лет собралась в гостиной большого дома – скорее всего, но не точно, это был дом Симмонсов, – и они все терпеливо ждали на диване. Вайолет готовилась сообщить ошеломляющую новость этим людям, которые, как я полагала, были ее детьми с супругами.

– Вайолет сказали, что ей оставался год жизни. Так как ее муж уже скончался, еще в кабинете доктора она решила не прибегать к препаратам. Если пришло ее время, она хотела встретиться со смертью лицом к лицу, а не проживать последние месяцы, страдая от химиотерапии. Вайолет знала, что, будучи девочкой, совершала ужасные вещи, и встретит уготованную ей смерть с распростертыми объятиями. Она собрала своих сыновей, свою дочь, их супругов и всех своих внуков вместе…

Я поперхнулась: меня переполняла печаль, несмотря на мою сильную неприязнь к Вайолет. Она оставалась совершенно неподвижной под моими пальцами, никак не реагируя на историю о своей будущей смерти, которую я в любом случае дорасскажу.

– И она сказала им, что хочет в последние пару месяцев провести как можно больше времени с внуками и умереть дома, а не в стерильной безликой больнице. Вайолет становилась все худее и слабее, гуляла каждое утро по саду, который напоминал ей тот, что был посажен ее бабушкой в Уиллоу.