Хуже всего будет, если я не свяжусь с друзьями в эту ночь – а у меня не было возможности это сделать, – чтобы сообщить, что не смогу покинуть кампус. Они будут слоняться туда-сюда по шоссе, не имея понятия, что происходит. Весь наш план на вечер строился вокруг препятствия связаться друг с другом. Генри не мог позвонить мне в школу. Он мог только оставлять сообщения в кабинете директора, что не было идеальным вариантом. Представившись миссис Эмори, я позвонила в школу Трея по предоплаченной телефонной карточке, которую Генри положил на мой комиссионный фонд, чтобы я могла ею воспользоваться, и запросила двухдневный отпуск, начинающийся со среды, двадцать второго числа. Конечно, по телефону у меня спросили код, и, к счастью, слово «бирюзовый» сработало. Меня трясло все время, пока я разговаривала с администратором, стараясь убедительно звучать как мать среднего возраста.
Что меня больше всего беспокоило во влажной и перегретой прачечной, так это то, что для меня и Трея побег из наших кампусов в любом случае обернется необратимыми проблемами. Казалось маловероятным, что мы без труда доберемся до Мичигана, но если нам не удастся снять проклятье и на этот раз, другого шанса уже не представится. Без личного телефона, электронной почты или же другого средства связи с Генри я не знала, какие меры предосторожности он принял, чтобы защитить Мишу, и была ли она все еще жива. Вернувшись в Шеридан, я регулярно спрашивала маятник о ее здоровье и безопасности, но его ответы не были такими обнадеживающими, каким стал бы реальный разговор с Мишей. Я не видела ее с того момента, как она подвезла нас после вечеринки Вайолет, а это было двадцать два дня назад. Следующее новолуние должно было наступить через два дня.
Автобус до Мичигана отправлялся от старшей школы Уиллоу на следующее утро.
Я тщательно расправила рукава футболки, которую складывала, и задумалась. На лестнице мне нужно было выскользнуть из шеренги или же придумать другой способ пораньше выскользнуть из прачечной. Здание общежития было таким старым и запутанным, что я понятия не имела, были ли в подвале возле прачечной какие-либо двери, через которые можно выбраться наружу. Но я собиралась рискнуть, даже если это означало пробежать половину кампуса в двадцатиградусный холод без зимней куртки.
Напротив меня складывала белье Винни, девушка из Кеноши, которая физически угрожала своей последней приемной матери. Начать с ней (или с любой другой соученицей) перепалку было крайней мерой, но, если удастся заставить надзирателя Робинсон отправить меня в кабинет директора пораньше, появилась бы отличная возможность сбежать из кампуса перед перекличкой на втором этаже.
Я не отрывала взгляда от Винни, пока она не посмотрела на меня, а затем достала из кармана комбинезона бальзам для губ «Блистекс». Это было единственной роскошью из дома, которую мне разрешили взять с собой в Шеридан, так как, когда мама привезла меня 1 января, мои губы потрескались и кровоточили – вероятно, от долгого пребывания на холоде, когда мы шли по территории Симмонсов той ночью. Зная, что привлекла внимание Винни, я наносила бальзам медленно и провокационно.
– Эй, – твердо сказала она. – Дай-ка мне немного.
Хотя я и планировала с ней повздорить, но, будучи близка к этому, испугалась того, что она могла сделать.
– Нет, это мой, – ответила я и убрала бальзам в карман. И вновь посмотрела на стопку футболок, которые складывала.
– Ну дай. Не заставляй меня насильно у тебя его забирать, – продолжила Винни, оглядывая меня с ног до головы.
Краем глаза я взглянула на надзирательницу Робинсон. Конечно же, она слышала Винни и понимала, что происходит, но не собиралась ничего говорить девушке, пока этого точно не потребуется. Даже надзиратели боялись Винни; ее плечи были как у полузащитника, и я слышала, что она могла
– Это от врача, по его назначению. Ты его не получишь, – сказала я, дрожа в свободном комбинезоне. Я хотела, чтобы меня отправили в кабинет к директору, а не в лазарет из-за того, что Винни может откусить мне ухо.
Бросив взгляд на надзирательницу Робинсон, Винни отложила пару носков, которую складывала, обошла стол и подошла ко мне. Она взяла меня за запястье и вывернула мне правую руку за спину.
– Я сказала тебе дать мне бальзам для губ, – взревела Винни.
Другие девочки вокруг нас продолжали складывать вещи, ни одна из них не произнесла ни слова и даже не осмелилась посмотреть в мою сторону. Моя рука была зажата между лопаток, и я наклонилась к столу от боли, молясь, чтобы надзирательница Робинсон уже подбежала. Я направила взгляд на уродливую желтую плитку на стене за сушилками, плотно сжала губы и старалась не шевелиться, насколько это было возможно, так как точно знала, что Винни была способна сломать мне руку, если захочет. Она достала из кармана моего комбинезона бальзам для губ и толкнула меня так сильно, что я чуть не ударилась головой о стол.