Холодный Лунный Смайлик (Сказка-нуар)

В пятнадцатиметровых чертогах 'двести двадцать второй' — если не считать сереньких клочьев невесомой пыли на полу, потревоженной комнатными вихрями от человеческого вторжения — все осталось как было тогда, в начале июня, при всеобщем разъезде, даже пара стираных носков на батарее лежит… это Пашкины, а он наверняка забыл о них, так что чистые носочки без зазрения совести можно задействовать по назначению… попользуется и вернет, готовые к новой стирке… Хоть бы кто пыль вытер… нет, самому придется… Ключ на гвоздик, там ему законное место. Кто последний из комнаты уходит — тот и ключ на вахту сдает. Мишка сейчас один на всю 'жилплощадь' — однако же порядок есть порядок, при несоблюдении которого ключ потерять гораздо легче: бывали уже прецеденты, не по Мишкиной вине, но… Мишка хотел было задвинуть рюкзак в настенный шкаф, типа, лучшее место забить на средней 'козырной' полке, но вместо этого сбросил на матрас на Борькину кровать, туда же носки с ног, два черных комочка. Хотел застелить белье на своей… а, нет, лениво, до вечера еще далеко. Развернул поверх матраса покрывало — и до вечера так сойдет. Это очень хорошо, что Борька с Пашкой еще не подъехали, что он сутки-двое один в трехместке поживет!.. Мало ли — с девчонками с третьего этажа удастся по-взрослому замутить… (На третьем этаже угнездилась небольшая стопроцентно девчачья общага от 'лечебно-макияжного' колледжа по кличке 'НИИкосметики', и руководство РМФЛ вот уже седьмой год безуспешно пыталось выдавить ее оттуда…) Мишка слегка обрадовался этой мысли, но тут же вздрогнул — даже ойкнул вслух от испуга! — из-за несвоевременности проявленного легкомыслия, от стыда за самого себя, в 'предвкушении' близкого будущего, которое, между прочим, начнется сегодня же, с наступлением темноты, в пустой комнате… Пусть, предположим, нечисть не станет его искать, донимать, пытаться убить… потеряла след, типа… Хотя это уже было бы неплохо, очень даже в тему, если бы вдруг все паранормальные досады мира оставили его в покое… Да вообще все — сказочные, бытовые, учебные — и обгорелые трупаки, и баба Валя, и унизительное 'лицейское' безденежье, и занудные преподы, и соседи по комнате… Вот, как это можно осознать неподготовленным головным мозгом: был мальчик Миша… была семья, пусть не самая счастливая и благополучная в мире, но родная семья, состоящая из родных любимых людей, а теперь, типа… сирота… круглый сирота!? Один во всем мире!.. Один! Всяких там двоюродных и троюродных, большинство из которых он попросту не знает, кроме как на фото, или почти не помнит… короче говоря, этих всех можно и не считать… Один навсегда! Все умерли! Обгорелые 'ожившие' трупаки-людоеды — это его бывшие родственники, родные!.. Которые уже того… и навсегда… Куда бежать, кому пожалуешься!? Мишка потрясенно замер посреди комнаты, не то чтобы дополнительно испугался — он обмяк от внезапно воскресшего ужаса и горя, от шока, запоздало прихлынувшего в голову и сердце… У Мишки больно клацнули зубы, он широко разинул беззвучный рот, затрясся всем телом — как был в обуви, так и повалился к себе на кровать… ничком, сопаткой в казенные прачечные ароматы… заплакал бессильными слезами, в голос. А через несколько минут безутешных, безудержных, до икоты, рыданий провалился в тяжелый липкий сон, без сновидений.

И через час проснулся от вкрадчивого пошкребывания в дверь.

ГЛАВА 2

— Ну, чего!? Кто там?.. — Мишка выскочил из сна мгновенно, одним рывком. Сел, босые ноги спустил на грязноватый пол, спина прямая, вдоль нее холодок… Весь еще спросонок, во рту сухо, на сердце тоска, но голос у Мишки дрогнул совсем по другой причине… Жуть накатила. Вспомнилось, типа, ночное вчерашнее… Так ведь день же на улице! День еще! Солнечный… небо синее… ну, или уже пасмурное, без разницы… Все равно не открывать! Ни под каким видом не поддаваться! Но к двери надо подойти, хотя бы довернуть засов на всю катушку, а то на одном язычке дверь закрыта. Довернуть — и ни на какие слова не реагировать, в диалог не вступать, ни на что не соглашаться! Ни на какие хитрости не поддаваться, это самое главное!

— Ой! Извините! А можно у вас заварочки попросить!? — И хихиканье за дверью. Девчачье.

Мишка клацнул рычажком замка, потянул дверь на себя. Две девицы, Мишке ровесницы, одна в джинсиках и в маечке, другая в ситцевом платьице-мини, переглянулись, и та, что сзади, в джинсах, прыснула в ладошку, а та, что впереди, протараторила с улыбкой:

— Извинитемыстретьегоэтажаизниикосметикинебудетуваспакетикачаюалучшедва!

Обе симпатичные, однако в этот момент Мишке были глубоко безразличны и смазливые мордашки, и стройные ножки, и заигрывания… Главное — не оставаться одному, когда уже совсем проснулся, потому что нет сил думать и бодрствовать наедине с собой…

— Заходите, сейчас гляну. Ну чего стоите, проходите, не съем!

Девицы, похоже, так и ждали, что он их пригласит… То ли он их видел уже, то ли новенькие… Впрочем, какая разница… С десяток пакетиков чайных в картонной упаковке у него в сумке должны были быть, в наружном кармашке…