На этом и строился отчаянный Мишкин расчет: пользуясь тем, что ошалевшая от огня и подлого глада нежить ломанулась в кухню, к разбитому оконцу, дабы оттуда подобраться к Мишкиной плоти, а коридор-прихожую оставила свободным от своего присутствия, он решил прорываться здесь, через две двери, туалетную и коридорную… Мишка с торопливой натугой швырнул гантель в рыло 'папане', и даже попал в лоб… а тому хоть бы что… непослушными трепещущими пальцами правой руки перекрестил оконце, справа налево и слева направо — и тоже без видимого эффекта, левой рукой отодвинул щеколду — из прихожей навстречу плотными повалил сизый дым — цапнул рюкзак и, заслонив им лицо от копоти и горячего дыма, ринулся туда, к входной двери! Обычно, а вернее — всегда перед наступлением ночи, дверь в их квартире изнутри закрывалась на все замки и засовы, вплоть до дверной цепочки, но в этот раз Мишка понадеялся, что нежити-нечисти нет никакого смысла сохранять для себя эти сугубо человеческие обычаи — и оказался прав: наружная дверь была защелкнута всего лишь на один язычок английского замка! Голова шла кругом, кашель от густого дыма и самый дым в темном коридоре мешали видеть, где что расположено, однако Мишка и здесь все помнил наизусть: щелк — открыл, рывок вперед — дверь с размаху назад, клац, заперта! И бегом на улицу! И третью, входную, дверь в парадняк — ба-бам! — назад ее со всей мочи! Захлопнулась, никого вслед за Мишкой не выпустив! Пожар стремительно разрастался по всем этажам и окнам старого дома, но в горящем доме не оказалось никого, способного к живой суете и попыткам спастись, чего-то там каркали в оконных проемах зловещие силуэты, беспорядочно шевелили когтистыми конечностями, но и только. Ни попыток разбить окна и выскочить наружу, ни криков о помощи — вообще ничего, даже лая и мяуканья домашних животных… И даже крысы, вечные и неизбывные обитатели старого дома, наружу не побежали. Видимо, последним живым теплокровным существом в загоревшемся доме оказался сам Мишка.
Мишке вдруг вспомнились страшные бродячие псы, что 'провожали' его от станции к дому, но — нет, вроде бы ни одного в пределах прямой видимости, можно бегом… и надо бегом!
И Мишка побежал… Куда, зачем, к кому?.. Ответов на эти вопросы у Мишки не было, не созрели за то краткое время, которое понадобилось ему, чтобы, не останавливаясь, отвалить от своего бывшего семейного гнезда примерно километра на полтора… Наконец, Мишка перешел на шаг и заставил себя оглянуться по сторонам. Особенно страшно было оборачиваться назад, в сторону поселка… Глушь какая-то! Да, точно, он ведь помчался прочь от обжитых мест, на совхозные, а может, частные картофельные, турнепсовые поля… И не на поля он хотел, а к шоссейной дороге, где машины ходят!.. Все правильно он сделал, все абсолютно правильно и логично: хрен его знает, что в поселке творится, остались ли там живые люди вообще, или постепенно перекусали друг дружку, в нечисть поголовно превратив?.. По крайней мере, если все по порядку вспомнить, за весь вечер ни одного телефонного звонка не было, ни на Мишкину трубку, ни на домашний телефон. И голосов на улице Мишка не слыхал, пока дома сидел… гостил… Впрочем, он не особенно и вслушивался, оглушенный или одурманенный соседством с нечистью… Один фиг: в чистом поле тоже страшно, да только несравнимо полегче того, что ему в собственной квартире испытать довелось!.. Что дальше?
Мишка спохватился и переместил рюкзак за спину, подставив плечи под лямки (так и бежал ведь с ним всю дорогу, словно с мешком, в одной руке зажатым), тут же спохватился еще раз и рюкзак снял, чтобы инвентаризацию произвести: паспорт, ученический билет, ученический проездной, деньги… две семьсот… ручка гелиевая, молескин новенький, почти не черканый, трубка… разрядилась… Зарядка здесь. Наушники здесь. Да и кому звонить-то?.. Что там еще?.. Ключи. От дома… сгоревшего. Мишка взвесил на руке связочку из трех ключей и домофонной таблетки… и сунул обратно в рюкзак, все равно жалко выбрасывать, память. А, носки-трусы… пригодится. Кеды — надеть, прямо на босые грязные ноги, не до носков сейчас! И 'йо-йо' на веревочке — это он сестренке Надьке подарочек привез… а она его, Мишку, съесть хотела… Подарки для бабки и родителей в отдельном пакете были, куда он этот пакет…