Холодный май (СИ)

Скоро Рождество. Отец говорил что-то о приёме в Блэк кастле. Это правда? Не могу дождаться встречи с тобой. Хочется обнять тебя до хруста в костях, смотреть в твои лучистые синие глаза, которые ты так нелепо называешь просто голубыми, вдыхать твой запах и слушать ворчание насчёт нашего возраста и стандартных приличиях. Ты такая милая, когда дуешься, ты бы только знала!

Не знаю, хочется сказать так много, но получается так мало. Я просто жду твоего ответа. Обожаю тебя, солнышко. Постарайся выспаться.

С любовью,

Люциус А. Малфой.

***

23 декабря, 1968 год.

Прости, дорогая, отец запретил раскрывать координаты.

Я скучаю. И пусть, только как друг, но до судорог.

Письмо, наверное, получится рваным и каким-то странным. Как и мои мысли, впрочем. Я ведь люблю тебя. До дрожи в коленях. До судорог в пальцах. До подгибающихся коленей.

Светлая. Ты такая светлая, господи.

Ты будто излучаешь сияние. Ты улыбаешься совсем по-особенному. И знаешь что? Ты нужна мне. Нужна вот такая вот, с выбившимися из пучка прядями, в нелепой квиддичной форме и на метле, с твоей любовью к мороженому, с твоим котом, с мечтательным выражением лица, с мизинчиком, который ты обязательно прикладываешь к уголку губ, когда что-то вспоминаешь. Вот такая, какая есть.

Я люблю тебя. Безмерно. Нереально сильно. И прекрасно понимаю, что ты меня не то чтобы ненавидишь, не то чтобы недолюбливаешь, но ближе, чем как друга или даже хорошего знакомого, не подпускаешь. И это больно.

Просто знай, что я готов умереть за тебя. Такую милую, желанную, нелепую и прекрасную. Теперь моя жизнь навсегда в твоих длинных бледных пальчиках.

С любовью,

Антонин Л. Долохов.

***

23 декабря, 1968 год.

Здравствуй, котёнок!

Не смог отправить письмо раньше, был занят. Это Тони, не пугайся. Как там помолвка? Наверняка с ног сбились, ммм?? Ладно тебе, не строй такую пугающую гримаску, хотя ты прелесть, когда злишься.

С наступающим тебя рождеством. Передавай привет Люциусу.

С наилучшими пожеланиями,

Антонин Л. Долохов.

***

Блэк кастл,

24 декабря, 1968 год.

Малфой, одурел!

Нет, не спорю, я много учу, но не нужно выставлять это так, будто я носа от книг не поднимаю! Привет, кстати.

За окном снег. Он не идёт, ОН ВАЛИТ. Тётя Мел левитирует его за дом, где малышня играет в снежки и лепит крепости. Поверьте мне, мистер Малфой, ваша невеста пока что лидирует по попаданиям в движущиеся объекты. Вам понравится, сударь.

Нашла восхитительный справочник по рунам.Обязательно покажу.

Тётя Дорея пыталась научить меня рисовать. Я бездарность, Люц. Ну, не совсем уж и бездарность, но твоего таланта у меня точно нет.

Знаешь, твои письма заставляют меня улыбаться. Уже несколько раз его перечитала, леди Кассиопея хихикает. Как думаешь, реально ли на портрет силенцио наложить?

Знаю, что нельзя, не ори.

Хочется верить, что и от моих писем у тебя что-то там внутри сжимается, переворачивается и опускается до кончиков пальцев. Люблю тебя, дурак.

Жду тебя на нашем чёртовом Рождественском приёме. Меня снова закуют в какой-нибудь праздничный чехол, которым все будут дружно восхищаться, а я буду проверять каждый кубок своим медальоном, сжимая в кармане безоар. Боюсь я праздников.

Ладно, не хочу, чтобы моя паранойя перекинулась на тебя. Так что пора прощаться. Пиши почаще, пожалуйста.

С любовью,

Твоя Нарцисса М. Блэк.

P.S. Как думаешь, мне пойдёт твоя фамилия? Нарцисса Моргана Малфой. Ну а что, звучит. Люблю тебя.

========== Глава 16 ==========

Я держала в руках конверт и задумчиво смотрела на огонь. Всего несколько строчек.

«Здравствуй, Нарцисса.

Наслышан о вас, о вашем Даре, о вашем недетском и (пусть меня простит весь прекрасный пол) отнюдь не женском уме. Маленькая принцесса, в свои тринадцать вы успели подчинить себе Блэков и Малфоев. Жажду встречи. На пергаменте протеевы чары, просто назначьте дату и время.

P.S. Наслышан о беде вашей сестры. В силах помочь.»

Ну вот тебе и не ввязалась, называется. А что с последней строкой? Неужели издевается? Или ограничения Дара Оракула действительно можно было как-то обойти?

Я застонала и сползла ниже по спинке кресла, протягивая ноги к камину. По своей комнате в милой сердцу усадьбе я, конечно же, дико скучала. Хотелось снова сидеть на подоконнике, читая очередную книгу, снова лежать на ковре, листая альбом с колдографиями, снова хотелось проснуться в собственной постели, без тяжёлого балдахина и уродливой аляповатости.

Снова посмотрев на пергамент, я задумалась. Пророчество Беллы, подсказка Создателя, да и собственная интуиция твердили мне, что опасности нужно ожидать отнюдь не от Лорда. И всё-таки мне было неспокойно.

Впечатлившись горем сестры, я начала искать возможные пути решения, каюсь. И пока ничего не находила. Подобных случаев не было, а если и были, то в анналы истории их не занесли. Вот уж не знаю из каких соображений, но об Оракулах говорили мало, чаще всего они вызывали трепет и чуть ли не священный ужас.