Холодный путь к старости

«Порой обхохочешься, когда какая-нибудь фифа выряженная, на высоких каблучках, оказавшись перед бампером, пытается быстрее выбраться из накатанного желоба тротуара и взобраться на обледенелый бугор. Одна даже на четвереньки встала для устойчивости и быстрее наверх, впиваясь маникюрными ноготками в лед, как скалолаз ледорубом в отвесные склоны…»

«Почти как Пушкин размышляю, такая же образность», – похвалил себя Мухан и въехал на тротуар, где папы и мамы плотным потоком вели деток из детского сада.

«Они думают, что я ради деток скорость снижу. Фигушки, не за того принимают. Помню, как такие же детушки мячом мою машину задели, а вырастут, так ботаниками станут …»

Ботаниками Мухан называл тех, кто тянул руку на уроках, вызываясь ответить домашнее задание, и не любил их со школы. «Выпендриваются, выслуживаются, козлята. Вырастут – козлами будут», – говорил он когда-то с задней парты.

Мухан сделал тупую каменную физиономию, благо, что стараться не пришлось, родители отстарались. Прохожие всматривались в его лицо, надеясь увидеть в нем хоть что-то человеческое, желая встретиться взглядами, чтобы понять, видит он их или нет. Но Мухан знал: в глаза глянешь, и руки обмякнут от неуверенности, а когда без душевного контакта, то вроде не люди идут, а собаки бегают под колесами, или сгустки воздуха витают, метельные вихри. Он пристально вглядывался вдаль, демонстрируя отсутствие интереса к народу, разлетавшемуся в стороны, как косяк кильки перед акулой. Родители прикрывали детей телами, забрасывали на сугробы, сами едва успевали убрать из-под колес ноги…

«Боятся, что пальчики на ногах отдавлю да ботиночки испорчу. Правильно, что боятся. Уже давил, – припомнил Мухан. – Ох, и звонко кричали! Звонко! И неприятно».

Против посторонних звуков он принял меры и теперь снаружи ничего слышать не мог, поскольку в салоне рвал динамические глотки магнитофон, прославляя дела лихой братвы и их подруг.

«Вот чувства! Вот страсти! – восхитился Мухан. – Не сопли жуют, а словно ножом по позвоночнику…»

Он ехал за собутыльником, чтобы подвезти его до соседнего магазина. Туда можно и пешком дойти, но зачем, если колеса есть. Такова была традиция в насыщенном автомобилями маленьком нефтяном городе, и Мухан не желал ее нарушать. Он притормозил рядом со знакомым подъездом и несколько раз протяжно просигналил рвущим душу клаксоном…

Завыли сигнализации окрестных машин.

Бабуля, шедшая мимо Мухана из магазина с двумя гружеными пакетами, выронила их, забыла, развернулась и пошла невесть куда…

С балконного козырька пятого этажа упал мужик, очищавший его от снега, благо, что в сугроб…

Собутыльник не появился. Мухан просигналил еще несколько раз…

В стену дома слету врезалась стая голубей. Оглушенные столкновением, птицы безвольно полетели вниз, как мусор, выброшенный из окна, и полегли в рыхлом снегу меж подъездов, став легкой добычей бродячих собак, которых уж ничем не испугаешь…

Собутыльник не появился. Тогда Мухан принялся нажимать на клаксон в такт блатному ритму…

Неожиданно перед глазами Мухана, прямо на капоте, разбилась бутылка. Осколок с этикеткой, где весело и ярко значилось «Водка», читаемо замер рядом с лобовым стеклом. Разгневанный Мухан выскочил из машины и обомлел. На крыше валялось уже достаточно разноцветного стекла, звон боя которого глушил все тот же магнитофон. Ошарашенный увиденным, он повернулся к дому, задрал ввысь голову, чтобы засечь обидчика, и следующую бутылку поймал лбом. Контакт произошел аккурат с донышком, где на стекле выпукло значились отлитые на заводе совместно с бутылкой какие-то цифры и буквы. Эта надпись зеркальным отражением отштамповалась на челе Мухана, где внимательный взгляд и спустя время мог распознать арифметические и алфавитные знаки и вроде бы слово «жертва»…

Мир Мухана позеленел, словно оба глаза прикрыли осколки цветной бутылки. «Изумрудный город – мать его, а культуры никакой», – подумал он и, пока думал, приметил, что обстрел его машины ведется, как минимум из двух десятков вращающихся относительно друг друга окон.

– Ни хрена себе! – воскликнул он и огляделся.

К нему бежали псы, держа в зубах многочисленные тушки голубей.

Из сугробов лезли мужики с лопатами, крича грязные ругательства.

Из подъездов показались близнецы его собутыльника.

Ужас продавил истонченный рассудок Мухана. Он – к машине, но у нее столько дверей, что чокнуться можно, а сквозь стекла видно нагромождение панелей и три руля.

Мухан рванул по улицам, пытаясь на ходу определить, по какой бежать, едва проскакивая между шибко подвижными ледяными буграми, а ему навстречу плотным строем выехали машины, не оставляя никаких шансов. Он, памятуя, что промедление в таких случаях смерти подобно, со страшным криком бросился на скользкие сугробы, пытаясь выжить…