Холодный путь к старости

Автомобильный гудок проорал почти в ухо, и Мухан кинулся поперек всех улиц к, как казалось ему, безмерно привлекательной морской глади, рядом с которой колыхались широколистные ветви пальм, сильно похожие на сосновые лапы… Завершилось бегство Мухана тем, что группа медиков догнала его, закатали рукава на всех его правых руках, воткнули в них шприцы и одновременно вкололи лекарство. Потом бабки в белых халатах поднесли под его носы несколько пузырьков с нашатырным спиртом. И вскоре всего стало гораздо меньше, а кое-что исчезло, например, права на вождение автомобиля: их изъяли у Мухана по психическим показаниям. А спустя еще некоторое время он попал с обморожениями в больницу, когда зимой, вдоволь наскакавшись по ледяным буграм, долго стоял у пешеходного перехода, ждал, когда его пропустят проезжавшие мимо такие же, как он, мужики, сидевшие в своих уютных железных панцирях…

***

Призывно светящиеся витрины невзрачного торгового киоска «Лала» возникли перед открытыми глазами Мухана внезапно, так, будто он приподнял веки.

– Долго ж ехали, – пробормотал он. – Ну надо ж – бутылками и права…

– Что, что? – переспросил Братовняк.

– Не город, а помойка. Везут хреновое пойло, а народ от уколов страдает, – ответил Мухан, сообразив, что мечтал по пути. – Это ж надо на автомате…

– Без автоматов возьмем, – отрезал Братовняк. – Тормози, приехали.

Торговые окрестности «Лалы», несмотря на убогий вид, были благодатными: самый старый в городе микрорайон, сплошь застроенный деревянными домами, покосившимися от времени, нуждался в водке, как в лекарстве от бессонницы. В нем жили обиженные судьбой и властями люди. Они ждали отселения. Рядом с их халупами стояли добротные автомашины, выдававшие обеспеченность претендующих на нищенство граждан, но вопрос жилья был принципиальным. Жители трущоб маленького нефтяного города держались за свои развалюхи, потому как считали, что те вот-вот развалятся, что собственно подтверждали коммунальные комиссии, и тогда они получат бесплатно хорошие квартиры в пятиэтажных панельных домах. Развалюхи кособочились, но упорно не разваливались: их стены и потолки крепко держались за стальные водопроводные скелеты. Жители нервничали и пили водку…

Мухан медленно проехал перед облупившимся ларьком, как самолет перед посадкой облетает вокруг аэродрома, и остановил машину чуть поодаль. Дойкина вышла на улицу подышать морозным воздухом и посмотреть на луну, словно порхавшую над быстрыми и блеклыми, как дымы натужной котельной, тучами. Братовняк тяжело прошелся перед дамой и направился к ларьку, но не к окошку, а сразу к двери. От его стука с крыши киоска слетела кучка еще не таявшего снега.

– Что надо? – раздался испуганный голос продавца.

– Открой, увидишь, – ответил Братовняк и загадочно усмехнулся.

– Меня закрыл хозяин, а ключа нет, – донеслось из-за двери.

Тогда Мухан и Братовняк подошли к окошку, вдвоем. Братовняк встал так, чтобы продавец хорошо видел его камуфляжную форменную куртку в скудном свете, пробившемся сквозь грязные стекла витрины, придал лицу недовольное выражение, а голосу – угрожающие интонации:

– Слышь, торгаш, счас в клетку закрою, если не выйдешь…

– Мужики, да я взаправду не могу выйти…

– Хрен с тобой. Тогда дай местного пивка, тушенку, супы и томатную пасту и все это, сука, положи в пакет.

В полиэтиленовый пакет с надписью на английском языке, которая в переводе означала «Злорадство – тоже радость», переместились с десяток бутылок «Хламогорького», пять потрескивавших под пальцами коробок китайских супов быстрого приготовления, четыре скользкие от жира железные банки с тушенкой, несколько пачек сигарет, банка томатной пасты. Братовняк профессионально осматривал упаковки, выискивал сроки хранения продуктов и придирался:

– Ты какую томатную пасту протягиваешь? Просрочена. На меня смотри! Я тебя счас вместе с киоском опрокину. Положи обратно и дай другую.

Пакет с продуктами продавец поставил к окошку и спросил:

– Кто будет рассчитываться?…

– Ты что на голову болен? Не видишь, кто перед тобой? – спросил Братовняк и наклонил поближе к окошку свое лицо, похожее на побритую до гола морду медведя.

Продавец, худосочный небритый кавказец, которого на русский манер звали Федя, чуть не забыл, какие мышцы надо напрягать, чтобы дышать. Он открывал рот, напрягал грудь, но воздуха внутри не чувствовал. Медведи вокруг маленького нефтяного города ходили, и он сам еще недавно был рыбаком и охотником.

ЗВЕРИНЫЙ СУД

«Никто не знает, в каком обличье предстанет высший суд»

На охоту без водки что в магазин без денег: завидной добычи нет, и азарт не тот. Вот и Федя как-то забыл припасенную бутылку. Вроде бы положил в рюкзак, а на поверку вышло, что в коридоре оставил, и не удалась охота.