К месту преступления Севастьян доставил обоих подозреваемых. Группа уже подъехала, следователь, правда, пока полицейский, за оперуполномоченного Пасечник, криминалист Королев вынимал из своего чемоданчика номерки.
– А ты что здесь делаешь, Крюков? – громко, чтобы все слышали, спросил Пасечник.
– Подозреваемых в отдел надо. – Севастьян смотрел на криминалиста. – Одежду, обувь на исследование. У потерпевшей срезы с ногтей взять, может, образцы тканей или даже эпителия найдем.
– Ты так и не ответил на вопрос, Крюков!
– Все, нет меня уже здесь! Алиби пойду собирать. Для себя. – Севастьян понимал, что ему здесь не место. Еще немного, и он ударит Пасечника. Сколько ж можно гадить прямо в глаза?
– Алиби не собирают, алиби заявляют!
– В моем случае собрать надо. По частям. В половине четвертого я вернулся в город, есть свидетель. В половине пятого я был у Жукова, он меня видел. В течение часа добирался до Загоровска, пробил колесо, ставил запаску. Мимо проезжали машины, видели меня, номера я записал.
– Зачем ты записывал номера, Крюков? – ехидно спросил Пасечник.
– А затем, что нутром чувствовал, новое убийство будет! – Севастьян угрожающе надвинулся на него. – А такие, как ты, безродные, носом тыкать будут!
– Кто это безродный?
– Ты, Андрей Кириллович, ты! Я не знаю, где твоя родня! Где угодно! Но не в полиции! Чужие мы здесь для тебя!..
– Ты чужой! – взвился Пасечник.
Королев предусмотрительно встал между ними, а то ведь и до драки могло дойти на глазах у патрульных, подозреваемых и свидетелей.
Севастьян хотел послать начальника подальше, но вспомнил свой разговор с Миловановым. Его уже считают сумасшедшим, а он своей выходкой только подтвердит это. Прикусив язык, Севастьян повернул к своей машине. Все равно, что будет с подозреваемыми, если Пасечник сочтет нужным отпустить их, пусть. А он сочтет, потому что подозреваемый у него только один.
– Крюков! – крикнул Пасечник.
– Я в отпуске!
Севастьян сел в машину, закурил, глубоко затянулся. Руки дрожали, нельзя сейчас ехать, подождать нужно, когда волнение спадет.
Милованов считал его сумасшедшим. Возможно, так оно и есть. Может, это он и убил Горохову. И чтобы убедить себя в обратном, нужно будет отработать все машины, водители которых могли видеть, как он менял запаску. Но начнет Севастьян с Канареева. Кто-то же должен подтвердить, что до двадцати минут четвертого Севастьян просто не мог находиться в городе. В принципе, для следствия это не так уж и важно, поскольку убийство произошло уже после его появления в Старозаводске. Но Севастьян хотел знать, что Канареев не плод его воображения.
Кстати, а где Милованов?
Судмедэксперт подъехал, а представителя Следственного комитета все нет и нет. Понятно, что сегодня может дежурить кто-то другой, но почему нет никого? Может, все-таки Милованов дежурит. Может, не способен он прибыть, потому как Горохова, умирая, исцарапала ему лицо. И это может показаться странным.
Милованов не появлялся, да Севастьян и не думал его ждать. Отправился к Канарееву, поднимаясь по лестнице, глянул на закрашенную надпись. Это насколько же обозлился мужик, что бывшую жену кошкой драной выставил, да так, что все об этом узнали.
Дверь открыл Канареев, сонный, глаза как щелки. Сначала один глаз разодрал, на Севастьяна глянул, затем другой, на часы посмотрел. Рань, а он приперся. Спать еще и спать, тем более что отпуск.
А засыпал Канареев с мокрыми волосами. Вернулся домой, принял душ, а потом уже завалился спать. Волосы высыхали на подушке под головой, оттого и топорщились вихрами. А высохнуть успели, видно, спал он долго. Быстро принял душ, быстро лег, а чего тянуть?
– Поговорим? – спросил Севастьян, внимательно глядя на мужчину.
Канареев, похоже, признал его, не таращился удивленно, как если бы не знал, кто пришел и зачем пришел. Значит, виделись они уже сегодня. А если нет?..
– Случилось что?
– Случилось, девушку задушили.
– Девушку?! – Канареев дернулся, хотел обернуться, глянуть, на месте ли жена.
Но сам же удержал себя, осознавая собственную глупость. Если он только что обнимал жену, как ее мог кто-то задушить? Но факт, первым делом он подумал о жене. Сначала о ней, потом уже о ком-то другом.
– Аллу Горохову.
– Харитонов?
– Не знаю.
– А кто такая Алла Горохова?
– Домой очень поздно возвращалась. Или очень рано.
– Я могу чем-то помочь? – Канареев, казалось, не понимал, что нужно Севастьяну.
Не мог ему помочь, поэтому испытывал нечто сравнимое с угрызениями совести. И хотел бы помочь, да нечем.
– Давай, расскажешь, откуда и с кем сегодня возвращался. Скажешь, что я за тобой ехал до самого твоего дома.
– Зачем?
– А вдруг это ты Горохову убил! – предположил Севастьян.
– Я?! – шарахнулся от него Канареев.
– Алиби будет!
– Меня что, теперь всегда подозревать будут? – Голос у мужика задрожал от обиды и отчаяния. – Из-за того, что я Харитонова убить хотел?
– Алиби у тебя. До половины четвертого.
– А убили когда?
– Не знаешь? – на всякий случай спросил Севастьян.
– Откуда?
– Давай!