Холодный счет

Милованов остался у больницы, но вряд ли его ждет продолжение встречи. Возможно, он уже понял это и возвращается назад. Пешком. Если так, Севастьяну нужно бежать. Пока его не застали на месте преступления, еще есть возможность открутиться. Скажет, что забил на машину, отправился сразу домой. Но если Милованов застукает его здесь, уже не отвертеться.

Севастьян постарался взять себя в руки, попытался сосредоточиться. Место в этот час безлюдное, прохожих не видно. Да и женщина не из прохожих. Халат на ней домашний, ночнушка под ним в мелкий горошек, колготки, калоша только одна. Колготки старые, заношенные, на большом пальце дырка. Из дома женщина вышла, зачем, пока не ясно, может, маньяк позвал. Вышла и попала в западню. Женщина крупная, а задушили ее легко, как какую-то курицу. Задушили, затащили в кусты. Когда волокли по земле, она потеряла одну калошу.

Потерянную калошу Севастьян обнаружил сразу же, она лежала за тротуаром, едва не свалилась в канаву. Значит, душили женщину не возле дома, а на тротуаре, нарочно или случайно пнув сброшенную калошу. И все-таки Севастьян подошел к калитке ближайшего от места обнаружения трупа дома.

А калитка заперта. И свет в окнах не горит. На шум никто не выходит. Севастьян заглянул во двор, ни собаки у будки, ни машины под навесом. И кнопки звонка у калитки нет, вызвать хозяина можно только криком.

Звонок имелся в соседнем доме. Севастьян нажал на клавишу, вышел хозяин. Криво застегнутая рубаха, семейные трусы по колено. Сонный вид, благодушное выражение лица, добрый взгляд. А в руке топор.

– Чего надо?

– Выходи! Убийство у вас тут!

– А ты кто будешь?

– Соседку твою убили!

Севастьян еще только вынул удостоверение из кармана, а мужик уже открыл калитку. Если кого-то убили, это одно, а если соседку, совсем другое.

К трупу подходили с трех направлений. Севастьян и мужчина с топором от дома, Милованов шел от больницы, с противоположной стороны на тротуаре маячил еще кто-то. Мужчина какой-то шел, крупный, шаг тяжелый, мощный, но неуверенно медлительный.

Зато Милованов двигался быстро. Он еще не видел труп, но уже учуял запах добычи.

– Крюков, ты снова здесь? – спросил он, мельком глянув на мужчину.

Топор в руке почему-то совершенно не смутил его.

– Давай без комментариев!

Крюков указал на труп, Милованов увидел ноги, сошел с тротуара. А разглядев покойницу, резко повернулся к Севастьяну, как будто он мог ударить в спину топором.

Но Севастьян уже смотрел на Харитонова, который медленно подходил к нему. Узнал он его. Не сразу, но узнал.

И Харитонов его узнал. Остановился, попятился.

– Крюков, ты хоть понимаешь, что все это значит? – и возмущенно, и восторженно протянул Милованов.

– Стой, стрелять буду! – крикнул Севастьян.

Да так громко, что Милованов подпрыгнул на месте. А Севастьян, не обращая на него внимания, рванул за Харитоновым.

Тот бросился бежать, Севастьян за ним.

– Стой, говорю!

Оружия нет, стрелять не из чего, даже парализатор и тот остался в машине. А ведь Севастьян собирался взять и электрошокер, и травмат, когда шел за Миловановым. Собирался, но все оставил на сиденье. Забыл. Преступная халатность… А может, у него с головой не все в порядке? Может, с ним и не происходит сейчас ничего? Спит себе дома пьяный, снится всякая чертовщина. Может, и Харитонова он сейчас преследует во сне? Но тогда почему в руке сам по себе не появляется боевой пистолет с мягкими пластилиновыми патронами? Почему одышка самая что ни на есть настоящая?

Очень быстро одышка появилась, еще толком разогреться не успел, а уже воздуха не хватает и остановиться хочется.

– Стой!

Харитонов бежал так же тяжело. Чувствовалось, что ему не хватает здоровья для изнурительного забега. И все же Севастьян, как ни пытался, не мог приблизиться к нему.

Зато Милованов бегал легко и быстро, не пил, не курил, каждое утро пробежка. За здоровьем следил, видимо, и жену собирался пережить, и мужа своей тайной возлюбленной. Но где же он? Почему не преследует Харитонова? Или хотя бы самого Севастьяна.

Дорога уходила к реке, еще немного, и город закончится, а это полное отсутствие патрулей и реальная возможность уйти от преследования. Но Харитонов почему-то свернул в другую сторону. Пересек дорогу, метнулся в проулок. Севастьян за ним.

Он знал это место. Проулок заканчивался Т-образным перекрестком и упирался в здание профтехучилища. Но Харитонов исчез еще до перекрестка. Натурально исчез. Севастьян забежал в проулок, а его нет, как будто сквозь землю провалился. И так вдруг захотелось остановиться, сил нет больше бежать. А то, что не догнал преступника, с кем не бывает.

И все же Севастьян устоял перед искушением, не упал, не сел за землю. И очень скоро увидел пролом в заборе, о котором, возможно, знал Харитонов.

Через этот пролом он вышел к покосившемуся от времени дому. Высокая, по пояс трава выдала Харитонова, он только что бежал по ней, оставляя за собой колею. Пробежал только что. В избе что-то громыхнуло, как будто бревно упало. Или балка с потолка. Дом древний, гнилой изнутри, все возможно.