В течении следующей недели пятый, шестой и седьмой курсы получили задание написать эссе о ядах, характеристики и свойства которых я указал на доске. Все было просто. Три курса - три яда. По сути, им оставалось только найти этот яд и написать его название - студент, у которого на руках был «Полный реестр», должен был справиться с этим заданием без малейшего затруднения.
Затруднения у него возникнут потом - когда он будет объяснять предо мной на ковре, каким образом к нему попал такой опасный специфический источник знаний.
***
Стоило мне порадоваться своей находчивости, как мой план провалился в тот же день, когда я задал старшекурсникам эссе с подвохом.
Вечером в кабинете на своем столе я нашел записку от Пинс.
«Северус, все нормально. Пропавшую книгу вернули на днях на место, правда, я опять не поняла кто. Книжка в полном порядке. Ирма Пинс.»
Я ругнулся сквозь зубы.
«Все нормально, книжка в порядке»! Дура! - воскликнул я в сердцах и швырнул скомканную записку в камин.
Итак, я лишился каких-либо доказательств в отношении неизвестного злоумышленника, потому он избавился от единственной улики, которая могла его выдать.
Мои руки опустились, и я понял, что теперь мне едва ли удастся призвать подлеца к ответу.
***
Когда первый гнев, вызванный сложившейся ситуацией, прошел, и способность мыслить холодно вновь вернулась, я посмотрел на имеющиеся факты более глубоко и аналитически.
Студенты время от времени с переменным успехом варили разную дрянь для своих мелочных корыстных целей. Как правило, это была повсеместно запрещенная бурда, типа любовных зелий или варева, вызывающего видения и галлюцинации. Как правило, эти эксперименты приводили к плачевным последствиям и в случае успеха, и уж тем паче в случае провала - в больничном крыле хранилось достаточно средств для приведения подобных идиотов в чувство.
Мотивы учеников обычно были низменными и приземленными, и они брались варить любое опасное зелье, вплоть до абортивного или Оборотного - лишь бы существовала вероятность, что они получат ожидаемый эффект, а не умрут от своей затеи.
Но каков мотив был у юного таинственного зельевара, которому понадобился сборник ядов? Признаться, я сам еще в школе варил все подряд, в том числе и опасные смертоносные зелья; но мои стремления имели чисто научный интерес - воспользоваться лично сваренной отравой мне пришлось лишь однажды на службе у Темного Лорда. Впрочем, знать об этом студентам Хогвартса было не обязательно.
Предположение о том, что кто-то на досуге мог читать трактат по ядам для общего развития, казалось мне несостоятельным. Паразит явно планировал что-то варить, и искал недостающие компоненты рецепта у меня в лаборатории.
Какова была его цель? Зачем студенту было иметь смертельный сильнодействующий яд под рукой? В моей голове одна за другой рождались разнообразные версии - от банальных до совсем немыслимых.
Я начал обдумывать произошедшие события с самого начала.
Кому-то понадобился рецепт ядовитого зелья, и в Особой секции исчезла книга по данной тематике. Где-то за пару недель похититель определился с выбранным ядом и ему потребовались специфические ингредиенты. Тогда он пробрался в мою лабораторию и ничего не украл! Сохранность моего имущества не могла не радовать, но теперь, понимая всю глубину намерений взломщика, я знал, что по пропавшему ингредиенту было бы возможно установить состав яда (интересно, удалось ли нарушителю изготовить его на данный момент?).
Тем более, сам факт взлома был весьма и весьма занимателен: вор нарушил защитные чары, вошел внутрь, провел там не более минуты, открыв дверцы шкафа, и сбежал настолько стремительно, что когда подоспел я, чары все еще отображали чужое присутствие.
А что если взломщик не был вором и пришел туда не украсть, а наоборот - подбросить что-то?
По спине пробежали противные мурашки. Моя мнительность так же, как интуиция, развилась за долгие годы явно не от хорошей жизни. Я никогда не любил детей, всегда помня, что все они превращаются в способных на жестокие поступки взрослых, а некоторые и вовсе становятся редкостными подонками - я, как правило, не ошибался на их счет. И теперь в моей душе всколыхнулось муторное давно забытое чувство нависшей опасности.