Холсты

На площади открылся филиал
Деревни Самодуровка, ребята!
Там Минину Пожарский простонал,
Как Русь теперь талантами богата.

Они и на коньках и на броне,
Они с мячом футбольным и в полёте…
Какое же ещё в такой стране
Вы примененье площади найдёте?

У нас тут и хоронят и крадут,
Толкают речи и поют концерты,
А балаганом правит главный шут,
Чья память и доселе не истерта.

Он затаился в недрах, в толще стен,
Пустой каркас его врачуют втуне.
Распаду тканей этот хладный тлен
Сопротивляется. А накануне

Смотрел он на парад и комильфо,
Что на траве искусственной резвилось,
Как время, словно древний омофор,
Под ноги в бутсах с мячиком стелилось.

И смех и грех. Погост и сельсовет,
И храм, и срам, и самолёт по средам…
Так веселимся, просто сладу нет,
Встав задом, будто к лесу, к своим бедам.

И князь и мещанин устали вдрызг
От грохота, от суеты и дыма, —
На лобном месте крик, кривлянье, визг,
И членовозы пролетают мимо…

История — раздумий ипостась,
Забыть её, — остаться в чистом поле…
Вам страшно, Минин? Вы, Пожарский-князь,
Не плачете о страшной Русской доле?

А в Самодуровке вьёт карусель
Свои круги быстрее и быстрее…
И некуда нам убежать отсель,
Где лишь нажива смысл и вес имеет.

Усмиряю себя

Усмиряю себя не плетью,
Усмиряю себя вином.
Говорить хочу, только ЭТИ
Не пускают, — молчи с Христом!

Обтекай хоть кровавым потом,
До тебя нам и дела нет.
У поэтов одна работа —
За пилатов держать ответ.

У поэтов кресты из боли,
А лекарство — земля сыра…
Только я всех счастливей что ли, —
Снова в пыточной до утра.

Снова светит срамно и жёлто
Половинка сенной луны,
Да душа моя плачет тонко,
Так, что всхлипы её слышны.

Уроборосом время гложет
Свой короткий шершавый хвост
И меня приглашает тоже
Погулять от земли до звёзд.

Ну, а я оболочкой бренной
До преступного дорожу,
Кубок жизни кроваво-пенный
Я руками двумя держу!

И пускай не идти мне в ногу
С оголтелым концом эпох,
Я сама разгляжу дорогу,
Где был клят и бичёван Бог.

Кремль

Кремль, акрополь, средостенье,
Червем траченный орех,
Кровью плаченое бденье,
Горький, небывалый смех.

Сколько разных самозванцев
Узнавал твой гордый неф,
Скоморохов и урванцев,
И плебеек — королев!

И, овеянный веками,
И, разбухший от измен,
Возвышаешься над нами
В окруженье красных стен,

Переживший и тиранов,
И народ свой на лета,
Собирающий баранов
В зачумлённые врата.

Палестинские напевы