Холсты

Я сегодня плачу по России,
Горько не от горького вина.
Не корёжу из себя Мессию,
Думаю, — а в чём моя вина?

Чувствую пространство под собою,
Как оно болит, и как темно
На земле, пронизанной враждою,
И худой, как старое рядно.

От хребта Уральского и дале
На восток — пока ещё родня,
Но уже родню в полон отдали,
Может быть, как раз из-за меня?

Что ещё спущу в ломбард китайский
За кусок отравы на столе,
Чтоб мой голос тихий, краснобайский,
Пропищал о красоте полей,

На которых нет ни ржи, ни проса,
Только стены высятся дворцов,
Ведь моя земля — цена вопроса
Над костями братьев и отцов.

Боже, Боже, я бы на смерть биться
Вышла с борзой шайкою ворья,
Да уже готова плащаница
Для меня, старухи. Как же я

За своей землёй не доглядела?
Лихо! Горе! Тяжек мыслей гнёт,
Что моей Руси больное тело
По частям антихрист раздаёт.

Гудит земля

Гудит земля, — копыта табуна
Сминают ковыли, играет ветер
В лощёных гривах, катится луна
Под ноги скакунам. И снова бредит
О вольной воле, ввысь летит душа,
Едва касаясь крон могучих сосен.
И сыплется берёзовая ржа
Там, где ступает величаво осень.
Меж этих редколиственных равнин
Ещё жива, ещё звучит свобода,
Как ритм дыхания, как дух един,
Как бег коней в объятьях небосвода…
О, Русь моя, тебе ли горевать!
Лишь сон стряхни и поведи плечами,
И сгинет полчищ инородных рать,
Что рьяно тычет в грудь твою мечами,
Что алчет разорить тебя и сжечь,
Смести с лица земли, увлекши в праздность,
Отняв твои достоинство и речь,
Что было б хуже самой страшной казни.
Но верю я, — ты не поддашься, нет,
И в недрах твоих вызреет отвага,
И эти земли вымахнут в рассвет,
Как табуна стожильная ватага,
Почуяв вкус и запах новизны
В осенней прели, в предрассветной хмари,
Чьи поступь и движения грозны
В хмельном размахе, в удалом угаре!

В череде повторений

В череде повторений бледнеют условности света,
Размываются линии судеб, мельчает народ…
Примелькавшись в толпе королей неприметным валетом,
Не кружу по спирали, в трудах продвигаюсь вперёд.

Там, где дамы достали наружу интимные части,
Там, где дым коромыслом и пол, данный Богом, презрет,
Не стараюсь прибиться ни к власти, ни к масти, ни к касте.
Я — солдат на посту у рассудка — обычный валет.

И, когда сгинут так же легко и бесславно, как прежде,
Все невзрачные идолы царства обманутых грёз,
Ветерану любви, мне, краплёному правдой невежде,
Летописцу рассвета безумия хватит ли слёз?

Отворятся однажды приделы и рая и ада,
Чтоб колоде придать запредельный расклад бытия…
Но, какая меня будет ждать в этих кущах награда,
В эмпиреях, где «мы» снова будет важнее, чем «я»?

Катится яблоко…