Хор больных детей. Скорбь ноября

Шэд проверил, не испачканы ли его пальцы. Но не смог определить в тусклом свете. Даже после того, как сорвал с лампы юбку и вытянул руки вперед.

Реби придвинулась, провела тыльной стороной пальцев по его голой заднице. Шэд чуть в стену не врезался. Девушка снова попыталась прижаться к нему губами. Он схватил ее за плечи и оттолкнул, но Реби лишь продолжала тянуть его к себе.

– Хочу тебя, – произнесла она.

– О Господи Иисусе.

Он должен был взять себя в руки, сосредоточиться. Восстановить в себе блок «С». Собраться с духом, пока не заблевал весь пол. Шэд заставил себя успокоиться. Нужно решать по одной проблеме зараз.

Как будто ты не мог позволить двум шикарным девушкам желать тебя в любой другой чертов день. Нет, обязательно вот так – с покрытым твоей засохшей слюной трупом под кроватью.

Ярость придала сил, всколыхнулась внутри, двигая его вперед. Шэд схватил Реби и швырнул ее поперек кровати. Девушка издала резкий смешок – шутливо, уступчиво, извиваясь и пытаясь затащить Шэда на себя.

Учишься обращать внимание на дыхание мертвеца на твоей шее.

Шэд схватил штаны и начал одеваться. Он услышал, как в доме распахнулись двери, и внезапно понял, что его жизнь в опасности. Мило, что горы с ним так играли.

Он схватил сапоги. Хотел убедиться, что если придется бежать, то хотя бы не босиком. Отпер и открыл окно, думая: «Да, это действительно кульминация». Коммивояжер поимел дочек фермера и вынужден прыгать со спущенными штанами в окно. Только вот деревянная рама с годами рассохлась и до конца не поднималась.

– Кто-то идет, – сказала Реби. – Тебе лучше выпрыгнуть.

В комнату ворвался Лукас Габриэль в одних белых кальсонах и толстых хлопчатобумажных носках, выглядевший так, словно за ночь не уснул ни на минуту. Он едва взглянул на труп Джерилин. Его рука покоилась на рукояти старого армейского револьвера 45-го калибра, который вонял как задницы в Дананге.

– Я не был уверен, он ты или нет, – сказал Габриэль. – Просто с другим лицом.

– Что это значит? – спросил Шэд. – Что за ерунда про лица?

– Но ты же не он, да?

– Я говорил вам, кто я, мистер Габриэль.

– Ты просто очередной городской ублюдок, перевозчик виски, травящий наших людей!

Шэд не понимал, почему эти слова так сильно его задели. Он начал было сыпать ругательствами, но передумал. У этого человека убили дочь, хотя в данный момент, казалось, ему все равно.

Странная ситуация, которая становилась все хуже и хуже и порождала все более и более странные вещи.

Габриэль сгорбился, словно собираясь броситься вперед, выставил шишковатый безволосый череп. Он выпускал на волю сжатую внутри силу, и та не собиралась униматься, пока не прольется кровь. Горло Габриэля, не спрятанное больше под воротничком и галстуком, тоже оказалось покрыто шрамами от змеиных укусов.

Блеклые глаза цвета песка и камней смотрели на Шэда с недоумением и болью.

– Я ничего не сделал, мистер Габриэль.

– Сделал. Ты и сам не знаешь, что натворил.

– Позвоните в офис шерифа. Вызовите сюда Инкриса Уинтела или Дейва Фокса. Нам нужно тут разобраться.

– Я их не знаю, и нам не нужны чужаки из Лощины. Сам с этим разберусь.

Прозвучало с оттенком угрозы, но за ней не стояла сила. Шэд подумал, что сможет преодолеть расстояние между ними, прежде чем Габриэль успеет выхватить пистолет, но тот, казалось, и не собирался этого делать.

Даже в комнате с открытой дверью и приоткрытым окном можно оказаться загнанным в угол. Шэд не мог разрядить обстановку. Или хотя бы попытаться. Ведь тут были обе дочери Габриэля – одна на кровати, другая под кроватью.

Глаза Габриэля сузились, он пошевелил губами, глядя на обнаженную Реби на перепачканных простынях. Та потянулась за блузкой и оделась. Подошла, встала рядом с Шэдом и сделала вид, что прислонилась к его плечу. Ее кожа по-прежнему горела. Кого она дразнила – Шэда или своего старика? И ради чего?

– Она не для тебя, – сказал Габриэль.

– Неужели? – отозвался Шэд. – Для кого же тогда? Скажите мне, как его зовут.

Вот он и вернулся к тому же вопросу, звучавшему как крик совы. И не мог ничего поделать, кроме как твердить: кто, кто, кто, блядь, кто.

– Он не проявит к тебе милосердия. – В голосе Габриэля появились жалобные нотки.

– Кто не проявит?

– Он утащит тебя в ущелье вместе с другими обреченными.

– Довольно злобные речи для божьего человека.

– Ты ждал чего-то большего от змеиного проповедника?

– Да.

Что бы ни происходило в этом доме, началось все давным-давно. Шэд знал, что стал катализатором, вынудил кого-то другого действовать, а заплатила за это Джерилин. Он хотел спросить Габриэля, почему тот не плачет. Почему этот ублюдок не выказывает ни сожаления, ни настоящего гнева. Чего он действительно боится. И кого, кого, кого, блядь, кого!

Но выводить Габриэля из оцепенения Шэд не собирался. Он повернулся к Реби, надеясь, что та скажет что-нибудь успокаивающее и ободряющее, снимет напряжение, но девчонка лишь медленно расплылась в улыбке. Иезавель провинциальная. В другое время это заставило бы его замурлыкать, но сейчас Шэд мог только стонать.