Хор больных детей. Скорбь ноября

Но время от времени настройки сбивались, и можно было поймать последние тридцать минут какой-нибудь киношки. Из тех, где обычного парня доводят до края и ему приходится мстить злодеям: шерифу-садисту, террористам, мерзкому брату-близнецу, жене-изменнице, которая инсценировала собственную смерть и подставила его. И он давал себе волю, засовывал гранату в рот ублюдку и отпускал остроты, пока мозги разлетались во все стороны. К финалу он был избит ко всем чертям, но, даже хромая, продолжал нести забавную чушь, а если слышал выстрел из пистолета или жужжание ракетницы, всегда уворачивался в самую последнюю секунду.

В фильмах это выглядело легко. Парень пролетал сквозь окно бара, и стекло просто взрывалось дождем крошечных, похожих на леденцы осколков. Он лихо кувыркался, вскакивал на ноги и зигзагами проносился между деревьями. Вслед раздавались один-два выстрела наугад, ветер уносил маленькие облачка дыма. Глядя на все это, нельзя было слишком громко смеяться, иначе «быки» сообразили бы, что кто-то облажался и в камере показывают что-то интересное.

Однажды они с Джеффи О’Рурком увидели пять минут из какого-то кино о южном садизме семидесятых, где невиновный парень пытался сбежать с каторги. Джеффи тогда взглянул на Шэда и сказал: «Из фильмов, в которых герой умирает или попадает в тюрьму до конца жизни, этот единственный, где он все равно умудряется что-то выиграть».

«Выиграть что?» – спросил Шэд.

Вот так, как хор в греческой трагедии, разъясняющий мораль, или помощник режиссера в «Нашем городке» [12], который появляется, чтобы рассказать финал и навести немного глянца. Возможно, Джеффи и ответил, но Шэд не мог вспомнить.

Из носа у него текла кровь, каждую мышцу, казалось, проткнули шилом. Предплечья покрывали глубокие рваные раны, колючие кустарники раздирали кожу, пока он пробирался сквозь заросли. Лицо изрезали ветки чертополоха, шипы торчали изо лба и щек.

Шэд бежал.

Прошла всего минута, прежде чем он настолько заблудился, что уже не понимал, в каком направлении движется. В небе висели тяжелые серые тучи, солнце было не разглядеть. Шэд видел лишь размытую алую дымку за вздымающимися клубами цвета пепла.

Он старался не накладывать на все это звуковую дорожку, но ничего не мог с собой поделать. Слышал дурацкое банджо и губную гармошку, а когда скатился с насыпи, зашуршала и застучала стиральная доска. С каждой секундой шипы акации впивались все глубже.

Если он направлялся обратно к гребню, то нужно было лишь пересечь эстакаду и вернуться к своей машине. А если двигался дальше на юг, то придется спуститься с этой чертовой горы, прежде чем он доберется до реки. Возможно, получится найти одну из старых лесовозных дорог или горную тропу, которая ведет в город. В противном случае он наткнется либо на скалы, либо на заросли ежевики. Ни то ни другое не преодолеть.

Кровь Реби медленно высыхала на нем, обжигала язык.

Лес продолжал густеть. Шэда обступали дубы, ясени, ели и сосны. Он изо всех сил старался удержаться на ногах, оставляя широкие вмятины в ковре из кедровой коры, листьев, иголок и мха. Было чертовски скользко, но он продолжал спускаться, спотыкаясь о корни и поваленные стволы. Пару раз растягивался и полз на животе мимо изрезанных деревьев и широкоголовых сцинков.

Шэд не знал, насколько близко братья Вегг, но понимал, что они догонят.

Его окружали заросли, ветви качались на ветру и трепали за волосы. Шэд услышал неподалеку журчание воды и пошел на звук.

Он посмотрел вниз и увидел, что подобрал где-то наполненную грязью пивную бутылку и почему-то продолжал ее сжимать. Сохранить эту бутылку казалось важным делом. В такое время не до вопросов к своим рукам.

Он соскользнул с грязной насыпи и приблизился к ручью, который сильно разлился из-за дождя. Шэд понятия не имел, то ли это место, где он впервые встретил Джерилин и наблюдал, как она бросала в воду листы папиросной бумаги, но уставился на стремительный ручей и тут же его возненавидел.

Ладно, теперь, возможно, ясно, зачем нужна бутылка. Потертая этикетка оторвалась почти без усилий. Шэд написал грязным пальцем на обратной стороне:

КТО ТЫ, СВОЛОЧЬ?

Затем он прижал этикетку к бутылке и бросил ту в ручей. Пусть ублюдок прочтет это, если сможет. Где бы он ни был.

Шэд перебрался через ручей и брел в зарослях катобы и кизила, когда услышал резкий перестук ветвей, которые скреблись друг о друга. Кто-то продирался через лес.

Он упал на колени, ударился о подстилку из кедровой коры, обернулся и посмотрел сквозь кусты.

Вот и братья Вегг. Искусные и умелые, они двигались по лесу с убийственной сноровкой. У Харта по-прежнему была винтовка, а Хауэлл задержался, чтобы забрать свой дробовик. Они осматривали землю, словно выслеживая дикого кабана. Шэд понял, насколько четкие следы оставил за собой. Вырванные куски дерна, сломанные ветки и погнутые молодые деревца вели прямиком к нему.