Хор больных детей. Скорбь ноября

– Ш-ш-ш, мама, я хочу поговорить с твоим спутником.

– Сын? Мне нужно сказать тебе… Держись подальше от дороги. – Пытаясь найти его, она двинулась не в ту сторону, и ее черты исказило смятение.

Шэд подумал: «Какого черта!», схватил Ашторета за галстук и дернул к себе.

– У тебя есть то, что действительно мне поможет, или нет?

– Есть. Я здесь лишь для того, чтобы доставить к тебе друга.

Это остановило Шэда.

– Какого друга?

– Того, кого тебе не хватало.

Дьявол исчез, и тут же неподалеку появился Джеффи О’Рурк в костюме от Армани. Во взгляде Джеффи светилось что-то новое, чего не было в тюрьме, а улыбка у него стала понимающей и немного задиристой. Убийство любовника придало ему уверенности.

– Куда ты девался? – спросил Шэд.

– Бродил там и сям, – ответил тот, приблизившись на шаг. Шелковый костюм за три тысячи долларов слегка зашелестел. Шэд заметил на руках Джеффи то ли засохшую кровь, то ли краску, она забилась под обкусанные ногти. – Много времени провел на пляжах, писал морские пейзажи.

– Как начальник тюрьмы.

– Да, совсем как он. Он всегда говорил, что это успокаивает, но мне так не кажется.

– Тогда тебе, наверное, лучше бросить.

– Подожду еще немного. Может, просто нужно время.

– Может, и так.

Джеффи хмуро усмехнулся, будто был рад оказаться здесь и прибыл как раз вовремя.

– Дженкинс, я понимаю, что этот город – дыра дырой, но хочешь сказать, что ты на самом деле вот так здесь ходишь? Без обуви и пальто. Ты молодой, но не тянешь на Гека Финна.

Медленно разгорающийся в затылке жар снова дал о себе знать. Этот жар никогда его не покидал – он был такой же частью Шэда, как биение сердца, – но забывался, пока не превращался в бушующее пламя. Он становился все сильнее, но пока был не слишком болезненным. Шэд посмотрел под ель и не увидел своего тела. Теперь он не был уверен, спит или бодрствует.

– Держись подальше от леса, – сказал Джеффи. – Во тьме обитают змеи.

– Господи, люди, вы со всеми этими предупреждениями о гребаном лесе. – Шэд почувствовал, что начинает поддаваться. – Ты говоришь о змеиных проповедниках? Об общине в горах? Кто-то из них убил Меган? Неужели ее сердце остановилось из-за яда гремучей змеи?

– Откуда мне знать? Я никогда раньше тут не был.

– Тогда зачем явился?

– Ты сам этого захотел.

Слегка сутулый Джеффи держался теперь развязно – еще одна черта, перенятая у начальника тюрьмы. Он нарочито ухмыльнулся и захихикал, стоя так, словно в нем было двенадцать футов роста, на лице его отражалась сила. У Шэда напряглись плечи, когда Джеффи протянул руку и коснулся его шеи. Красные пятна скользили по коже бывшего сокамерника. Куда ни взглянешь, везде можно найти чертовы символы.

– Ты должен это отпустить. Ты стараешься не из благих побуждений.

– Да неужели? – спросил Шэд. Ярость проникала все глубже, разжигала огонь под кожей, заставляла сердце биться быстрее. – Я собираюсь выяснить, что случилось с Мег.

– Нет, – сказал Джеффи О’Рурк с непривычным весельем в глазах. – Не думаю, что ты это собираешься сделать. Не совсем это.

Когда теряешь хладнокровие, изо всех сил стараешься его изобразить. Джеффи продолжал играть на нервах, как иногда делал в тюрьме. Мертвые кленовые листья танцевали вокруг их лодыжек и уносились прочь по широкой лужайке, гонимые утренними ветрами, которые вырывались из зарослей и исчезали обратно.

– Весело тебе на воле? – спросил Шэд.

– Не так сильно, как ты думаешь.

– То, что ты беглый преступник, может испортить настроение.

– Не особо, на самом деле. ФБР никогда меня не выследит. Эти придурки бо́льшую часть времени спотыкаются друг о друга и вляпываются в еще большее дерьмо, чем весь блок «С», вместе взятый. Машина работает против самой себя. Я почти год был шестнадцатым в списке самых разыскиваемых. А ко мне ни разу даже близко не подобрались.

– Так в чем же проблема? – с искренним любопытством спросил Шэд.

Наконец наружу просочилось немного от прежнего Джеффи. Разбитое сердце отразилось на его влюбленном, но страдающем лице.

– Я скучаю по нему.

– По начальнику тюрьмы?

– Да. Без него все иначе.

– Но, похоже, деньги у тебя водятся.

– У меня было припрятано. Хотя даже с наличными в моей жизни нет… смысла, если ты сможешь поверить в такое дерьмо.

– Понятно.

Мутно-оранжевой дымкой забрезжил над горами рассвет, и двор миссис Райерсон начал обретать более ясные очертания.

– Ты мертв? – спросил Шэд.

– Черт возьми, нет. Я взял себе фамилию Прескотт Пламбер и неплохо устроился в Восточном Голливуде. Забочусь об Альберте Херрине. Раньше он был режиссером. Довольно популярным в пятидесятые, снял кучу фильмов о войне, парочка стала хитами. В шестидесятые он снимал кино о байкерах и наживался на рынке кинотеатров под открытым небом, когда тот разросся. Я вложил деньги в продюсерскую компанию, купил права на DVD, и мы сколотили целое состояние. Теперь ему семьдесят восемь, и у него по-прежнему нет проблем с этим делом.

– Преимущества праведной жизни, – сказал Шэд, немного удивленный прозвучавшей в его голосе горечи.