Хор больных детей. Скорбь ноября

– Прелестный щенок гончей! – Дадлоу улыбался настолько рассеянно, что Шэд почти видел его насквозь.

– Да.

– Потрясающий пес!

Когда можешь, ведешь себя снисходительно, а когда уже не в силах – просто стоишь и ждешь. В такую игру обычно играл начальник тюрьмы: смотрел мертвыми глазами и говорил загадками, доставая заключенных до тех пор, пока они не съеживались. Шэд скрестил руки на груди и вежливо глядел на Дадлоу, не желая больше болтать о бобах, пирогах или щенках.

Проповедник почуял перемену и снова принялся посасывать кончики усов. Затем сказал, поигрывая шарфом:

– Я решил, что должен посетить место упокоения Меган.

– Крайне любезно с вашей стороны.

– Она была очень милой девушкой с блестящим будущим. Совершенно особенной. Такая утрата.

– Да.

– Несколько раз в неделю по утрам я провожу время на кладбище. Убираю могилы, читаю молитвы. Но мне нравится посещать и тех, кто похоронен на неосвященной земле.

Так вот в чем дело.

Навязчивые идеи.

Дадлоу окинул взглядом деревья.

– Прекрасное место. Надеюсь, твой отец обретет здесь хоть какое-то утешение.

– Не думаю.

– Меня это печалит.

– Меня тоже.

Проповедник пожал плечами, концы его длинного шарфа хлопнули по шнуркам ботинок. Ветер усиливался. Шэд позволил холоду пробраться за пазуху – ему следовало остыть, а Дадлоу, наоборот, хлопал в ладоши, стараясь разогнать кровь. Громкие хлопки его перчаток эхом разносились над насыпью.

– Я пришел не только для того, чтобы засвидетельствовать почтение твоей сестре. Я хотел поговорить с тобой.

– Разумеется. И о чем?

– Хотел предложить рекомендацию, если понадобится. В своем приходе я уже имел дело с бывшими заключенными. Они нередко сталкиваются с остракизмом, с предвзятым отношением. Бывает очень трудно заново приспособиться к нормальной жизни.

Так мог выразиться только тот, кто никогда не был за решеткой. Шэд старался не улыбаться, но не был уверен, что ему удалось сдержаться и не показать зубы. У тюрьмы своя упорядоченность, баланс и традиционность, в которых гораздо больше смысла, если разобраться. Ты никому не доверяешь. Стараешься держаться подальше от гущи событий. Это упрощает жизнь, облегчает некоторые вещи.

Но после того, как срок истекает и ты садишься в автобус, идущий на юг, внезапная иллюзия нормальности становится настолько гнетущей, что может свести с ума при попытке объять ее разумом.

– Спасибо, – сказал Шэд.

– На тот случай, если тебе захочется с кем-нибудь поговорить. Если когда-нибудь понадобится облегчить душу от того, что тебе, возможно, приходилось делать ради выживания… и, ох, от того, что могли делать с тобой, дай мне знать, пожалуйста. Я всегда готов выслушать.

Вот еще один, кто думает, что за решеткой только и делаешь, что «тянешь поезд» [10] или сидишь в карцере за излишнюю болтливость. Проповедник жаждал чужих извращений. Как будто собственной жены ему было недостаточно.

– Я это ценю, – ответил Шэд.

Его слова сработали, и Дадлоу, протянув руку помощи и духовного участия, немного расслабился. Теперь он мог с чистой совестью вернуться к ягодам и скотским мыслям. Вот и хорошо, чего бы это ни стоило.

Они недолго постояли, слушая, как стонут дубы, и наблюдая за сцинками, пробиравшимися через березовую рощу.

– Она приходила ко мне. Твоя сестра. Как раз перед тем…

Шэд напрягся так резко, что его локти хрустнули. В самом деле, нужно что-то делать с нервами.

– Зачем?

– Не знаю. Меня не было дома. Бекка сказала, что заходила Меган. Я звонил твоему отцу домой, но никто не ответил.

– Когда это было?

– За три дня до того, как она… ну… – Голос Дадлоу надломился, и в нем слабо зазвенели жалобные нотки. – …до того, как Бог призвал ее на небеса.

Даже он не мог произносить подобное дерьмо с абсолютно невозмутимым лицом.

Шэд прошел прямо по могиле Меган, словно пробивая для сестры вентиляцию, и спросил:

– Она когда-нибудь раньше навещала вас дома?

– Только если это касалось Молодежного служения, и она обычно приходила вместе со всей группой.

– Она когда-нибудь выглядела встревоженной?

– С чего бы?

Иногда нужно на пальцах объяснять.

– Я об этом и спрашиваю.

Подумав секунду, Дадлоу поднес к лицу большую жесткую перчатку, но не смог ухватиться пальцами за подбородок.

– Нет, после того, что произошло между тобой и этим парнем, Хестером.

– А ей было с кем поговорить? Она общалась близко с кем-нибудь в группе?

– Она дружила с Глайд Лувелл, но эта девушка не имеет никакого отношения к Служению.

– А кроме нее?

– Думаю, с Келли Энсон.

– Это какая-то родственница Луппи?

– Его жена.

Вот такие вещи и упускаешь, находясь вдали от дома.

Качнувшись на каблуках, Дадлоу оглянулся через плечо в сторону дома Луппи Джо Энсона. Дом стоял примерно в четырех милях к востоку, на проселочной дороге, по которой гоняли перевозчики нелегального виски. На лице проповедника отразились самые разные чувства.

– Ей семнадцать, а они женаты уже полгода или около того. Их любовь кажется вполне искренней, хотя, призна́ю, будь у меня возможность выбора, я бы просил подростков нашей общины ждать несколько дольше, прежде чем давать настолько серьезные клятвы.

– Я не осуждаю, – сказал Шэд.