— Твои усилия, выходит, будут напрасны, — ответила на это Мария в последний день. — К тому же ещё не произошло никакого криминала, готов только замысел, а мы — строим догадки. Как ты его разоблачишь любительскими средствами? Это безумие.
— Тот, кого убьют, ничего не потеряет, — неожиданно проговорил Дмитрий Алексеевич.
— Вот и брось стараться.
— Зря я всё тебе рассказал — не хотел же поначалу… Но — поеду: надо же забрать книги.
— Слава Богу, нашёл предлог. Я всё-таки повторю: не забывай, что физически ничего не произошло, живых денег там не было — подумай, быть может, это удастся как-то использовать? Ставки делаются на словах, а сама игра — вопрос везения, да?
— Какое уж везение… Наверняка он нарвался на профессиональных шулеров.
— Тот, кто убьёт, ничего не выиграет, — подумав, заявила Мария.
— Долг не пропадёт.
— Хочешь, я поеду с тобой?
Нет, этого он не хотел. Но и Мария призналась себе, что сказала так лишь ради красного словца, в душе надеясь, что Свешников возразит. «Там можно только пропасть», — помнила она.
— У вас просто сумасшедшая почта, — сказала Ирма, поспешно вскрывая конверт. — Смотри, он это написал только вчера!
— Если твой милый не перепутал числа… — отозвалась Мария, не так давно и сама удивлявшаяся здешней расторопности. — Да не читай же на лестнице: упадёшь.
— Тут и читать нечего: всего-то полстранички.
Письма, которые Ирма получала раньше, в России, были намного пространнее, она даже недоумевала: откуда столько слов? — и ей было стыдно отвечать коротенькими записками, а писать длинно не получалось, словно не хватало дыхания; вдобавок у неё плохо связывались концы и начала. Со временем ей всё-таки пришёл в голову удобный способ: больше не сочинять послания в один присест, а, едва отправив очередное письмо, тотчас браться за следующее — положив на стол лист чистой бумаги, каждый день записывать на нём хотя бы что-нибудь, строчку-другую: сегодня одно, завтра — совсем другое. В итоге получался сумбур, но — пространный, и она бывала довольна и оправдывалась перед собою: «Ведь и никто не умеет писать, и никогда уже не научится, потому что всякая переписка излишня, когда есть телефон». Но для неё как раз телефона больше будто бы и не существовало: звонить из России в Германию было не по карману, а теперь оказалось, что из одного немецкого города в другой — тоже.
«Ему — разве не совестно посылать любимой жене писульки в полстрочки?» — подумала Ирма сегодня, пока ещё соглашаясь с тем, что и в маленькую записку, и в каждую фразу можно вложить и двойной, и тройной смысл, и тогда всё письмецо словно растянется втрое, стоит лишь читателю докопаться до запрятанных слоёв. «Не стоит!» — едва не воскликнула она, вдруг увидев больше, чем нужно бы, чем можно, потому что — прочла. Ей тотчас стали враждебны глаголы, поставленные там в прошедшем времени, непоправимые, словно предательские описки в экзаменационной работе, сданной преподавателю второпях. Ещё минуту назад Ирма, как в канун праздника, упивалась ожиданием некой будущей лёгкости, словно к ней по лесенке неожиданно прибежал первоклашка с пучком полевых цветов («их уйма на лужайке»), но предчувствие обмануло, и чтобы не молчать, она повторила:
— Всего-то полстранички…
На этой половинке уместилось вот что.
«Дорогая Ирка, — начал муж так же, как всегда, — целую тебя в ушки. Они так приблизились ко мне, что вижу: торчат на макушке. Ты так приблизилась, что кажется: если мы одновременно посмотрим в окно, то увидим одно и то же. Ты, правда, не услышишь колокольного звона, невозможного в твоей гэдээрии. Странно сознавать, что и ты попала за границу, что цель, собственно, достигнута и что ты, со своим немецким, наверно, почувствовала себя как рыба в воде. А я вот прошёл здесь хорошую школу и, узнав многие стороны здешней жизни, до сих пор ещё не вижу, как тебе можно будет устроиться у нас. Посмотрим…»
— Что рассуждать попусту? Переедешь туда — разберёшься, — прервала чтение Мария, вовсе не уверенная, что Ирма скоро получит решение чиновников; ей ещё не приходило в голову, что той, ничего не дожидаясь, можно просто съездить к мужу на свидание — на один день, на одну ночь.
— Марик не написал о деле ни слова. Значит, ему ничего не известно, как и мне. Почта пришла — почта прошла: «посмотрим»!..
— Не забывай, что тут действующее лицо — одна ты.
— А действует — один он: обрастает знакомствами (узнать бы какими), пускает корни… И представь, не видит, как я могла
Ирма почувствовала себя дичком, который не всякий возьмётся прививать к стволу — и который всё равно будет отторгнут из-за несовпадения групп крови. До сих пор ей не приходили в голову растительные сравнения.
Мария пообещала:
— Пустишь корни…
— На этой лестнице, в этом коридоре, чтобы меня окучивала комендантша, которую вчера я застала за обыском у соседей?
— Ая?..
Всё это женщины говорили у своей двери, не спеша отворять: войдя внутрь, им осталось бы только разойтись по кельям, чтобы предаться одиночеству. Но Мария пригласила: