Хороните своих мертвецов

– Не могу. Я убил копа. – Теперь голос этого человека звучал почти истерически.

– Тем больше у вас оснований сдаться мне. Я вам гарантирую безопасность. – Голос убедительный, рассудительный.

– Я должен бежать.

– Тогда почему же вы не ушли? Почему позвонили мне?

– Потому что мне пришлось.

Наступило молчание. Бовуар теперь видел лицо шефа в профиль. Его глаза были прищурены, брови насуплены.

– Что вы сделали? – чуть не прошептал Гамаш.

Гамаш собрал дневники и, оставив записку со своим адресом и номером телефона на столе Рено, вышел на улицу и направился к дому.

Время перевалило за полночь, а гуляки все не успокаивались. Он слышал чуть поодаль гудение пластиковых рожков и неразборчивые крики.

Выпивали и дебоширили студенты.

Гамаш улыбнулся. Некоторые проснутся в полиции с больной головой. А со временем станут рассказывать о своих подвигах внукам, а те будут смотреть на них удивленными глазами и не верить.

Буйная стайка молодых людей появилась из-за угла и двинулась по рю Сент-Урсюль. Потом один из них увидел Гамаша и остановился. Другие, пьяные в стельку, уперлись ему в спину и принялись толкаться. Завязалась небольшая потасовка, но старший среди них растащил драчунов и кивнул в сторону Гамаша, который остановился посреди дороги.

Наблюдал.

Некоторое время они смотрели друг на друга, потом Гамаш улыбнулся.

– Bonne nuit[47], – сказал он им и, проходя мимо, положил ладонь в рукавице на плечо старшего.

– Правда? – спросила Рут. – Но ведь нельзя же сделать бомбу из дерьма? – Это заинтересовало ее. – Ни за что не поверю.

– Химические удобрения – это не дерьмо. И можете не верить. Мне все равно, – сказал Бовуар.

Ему так было даже удобнее. Временами он и сам в это не верил. Это были лучшие времена.

– Старая карга, – пробормотал он.

– Олух царя небесного, – ответила Рут и налила ему чашечку чая, похожего на болотную воду. Потом села и снова обняла себя руками. – Так что сказал этот психованный фермер насчет того, что он еще сделал?

Бовуар продолжал видеть перед собой лицо Гамаша, он его до конца жизни не забудет. Выражение неверия, удивления. Но еще не смятения, не тревоги. Это придет через минуту.

– Что вы сделали? – спросил Гамаш.

– Я подсоединил ее к взрывателю.

– Как?

– Мне нужно, чтобы вы тут повозились, дали мне время. – Голос опять пресмыкался, заискивал, словно просил разрешения Гамаша или понимания, прощения.

Снаружи кабинета агенты склонялись к экранам компьютеров, стучали по клавиатурам, хватались за наушники. Отдавали и получали приказы.

Старший суперинтендант Франкёр некоторое время смотрел на Бовуара, потом развернулся и зашагал прочь. Бовуар вздохнул, даже не заметив, что все это время задерживал дыхание. Потом он быстро вернулся в кабинет.

– Скажите мне, – потребовал Гамаш властным голосом.

И человек сказал, потом вернул трубку агенту Полю Морену.

С тех пор они того человека больше не слышали; возможно, его уже не было среди живых.

– Извините, – повторил агент Морен. – Пожалуйста, извините.

– Это не твоя вина. Ты не ранен? – спросил Гамаш.

– Нет. – В голосе Морена слышался ужас, хотя он старался не показывать этого.

– Не беспокойся. Мы тебя найдем.

Молчание.

– Да, сэр.

– Но вы так и не ответили на мой вопрос, – нетерпеливо сказала Рут. – Вы думаете, я буду слушать вас целую ночь? Что сделал этот фермер, кроме бомбы из дерьма?

Жан Ги Бовуар некоторое время смотрел на белый пластиковый садовый стол, чувствуя его грубые кромки. Старая свихнувшаяся поэтесса наверняка нашла его где-нибудь у дороги или на помойке.

Никому не нужный мусор. А она притащила его домой.