Хорошая

— Да он же соблазнил тебя, Кейденс! — заорал отец. — Ты что, не видишь? Он воспользовался тобой, потому что увидел в тебе легкую добычу!

— Неправда! — выпалила я. — Он не соблазнял меня. Я хотела его так же, как он меня! Но я была легкой добычей. В этом ты прав. И чья это вина?

Отец схватил меня за руку и вытащил из кресла. Он держал меня в нескольких сантиметрах от своего лица.

— Не смей строить из себя жертву! Ты нарушила закон. И отправилась в тюрьму. Ты опозорила свою семью и если ты хоть на секунду вообразила, что не заслуживаешь то наказание, которое получила, то ты просто тупица, Кейденс!

Эти слова оказались больнее, чем то, что случилось после.

— Ты его больше никогда не увидишь, — решил отец. — И мы выдвинем обвинения.

Сердце ухнуло в пятки. Обвинения. Обвинения в чем? Я не понимала.

— Нет! — зарыдала я. — Я люблю его! И хочу быть с ним!

— Ты вовсе его не любишь, Кейденс. Ты не можешь любить человека, который сделала это с тобой, — возразила мама.

— Сделал что? Он не сделал ничего, просто любил меня! — прокричала я.

— Хватит упоминать любовь! — рявкнул отец. — Ты понятия не имеешь что это такое!

— Имею! — плакала я. — Имею, имею, имею! Я люблю его. Я его люблю. Я люблю...

Я ощутила пульсацию, только когда рухнула на пол. Где-то сзади закричала мама, но слов было не разобрать. Глаза у меня были закрыты: один закрылся от удара, а второй от страха того, что может произойти дальше.

Бешеное биение сердце отдавалось в глазу.

Мне показалось, что отец вполне мог выбить мне глаз и я прижала руку к ране, чтобы не дать выпасть глазному яблоку. Не лишиться зрения.

Мама рыдая склонилась надо мной. Она попыталась помочь мне встать, но я оттолкнула ее. Мне нужно что-то для глаза. Я закричала от боли.

— Эйвери тоже принимала в этом участие? — тем временем спросил отец.

Я поверить не могла, что после того, как он ударил меня, он продолжает допрос. Но теперь мне было не важно, что он сделает еще. Я никогда не расскажу ему про Эйвери.

— Нет.

— Тогда почему Грейси сказала, что принимала?

— Потому что Грейси стервозная сучка, — ответила я.

— Ну, а о тебе она не наврала, — сказал отец. — Я позвоню родителям Эйвери.

Я ничего не сказала. А что я могла сделать, кроме как молиться, чтобы Эйвери простила меня за то, что я испоганила ей жизнь. Мне следовало осторожнее вести себя в кинотеатре. Мне не нужно было ругаться с Марком на людях.

Я не жду, что меня простят. Подбитый глаз даровал мне право уйти, не спрашивая разрешения. В тот момент я не осознавала, что отец предоставил мне козырь. Я поняла это только на следующий день.

Отец наблюдал, как я копаюсь в морозилке в поисках пакета со льдом.

— Где твой мобильник? — вдруг спросил он.

Я напряглась и захлопнула дверцу морозилки. И почему я заранее не упаковала сумку?

— Не знаю, — ответила я. Я бросила взгляд на свою сумку с книгами, лежащую на полу в гостиной, и он заметил мой взгляд. Я рванула туда так быстро, как только могла, но отец уже завладел моим телефоном.

— Отдай! — крикнула я. Было мучительно ощущать, как слезы текут из подбитого глаза.

— Иди в свою комнату, — велел отец.

— Я уже не ребенок!

— МАРШ В СВОЮ КОМНАТУ!

Я поплелась наверх. Запершись изнутри, я вытащила из комода старую футболку, и завернула в нее пакет со льдом.

Улегшись на кровать, я осторожно прижала пакет со льдом к глазу, прислушиваясь к звукам финального крещендо, финальному залпу яростного, рвущего на части сердце, завершения.

Злые аккорды. Пульсирующий глаз. А затем ничего. Ничего кроме тишины моей комнаты — тихой пульсации моего старого сердца. Оно умирало, и я вовсе не горела желанием спасти его.

Я просто лежала и слушала его неровное биение. Я слушала, как оно затихает, как грохот барабанов, затихающий вдали. Я не знала, куда он направляется, но не собиралась следовать за ним.

Ведь то сердце любило мою семью, но теперь я не люблю их.

***

Легкий стук в дверь. Я даже не пошевелилась.

— Кейденс, — из-за двери донесся приглушенный голос Оливера.

Тишина.

— Пожалуйста, Кейденс. Мне нужна помощь, — сказал он так тихо, что я едва услышала.

Даже не знаю, зачем подошла к двери. Впрочем, я не открыла ее. Просто прижалась ухом к дереву, стараясь лучше разобрать то, каким тоном он произнес эти слова.

— Повтори-ка, — сказала я.

— А?

— То, что ты только что сказал мне. Я не расслышала.

— Я сказал, что мне нужна помощь, — послушно повторил Оливер. В его голосе слышались извиняющиеся нотки.

— Какая именно? — поинтересовалась я.

— Я не могу сказать это через дверь, Кейденс. Не хочу, чтобы мама с папой услышали. Впусти меня, пожалуйста.

Пару секунд я не шевелилась. Я не была уверена, что это не уловка. Но затем я открыла дверь, и Оливер прошмыгнул в комнату и снова запер дверь.

— Я самый худший в мире придурок, — сказал он и обнял меня. Мой брат не обнимал меня с тех пор как мы были детьми, а я совсем не помню себя в том возрасте. Знаю, что обнимал только по фотографиям.

— Отойди от меня, — ответила я. Бессердечно, но это же логично. Биение моего сердца только недавно где-то затихло вдали.

Оливер отстранился. Он плакал. Я поежилась.