Хорошая дочь

— Да, мэм.

— Ты не принимаешь и не принимала никакие запрещенные препараты?

— Запрещенные препараты? — спросила девочка. — Нет, мэм, это было бы неправильно.

Сэм снова дословно записала сказанное.

— И как ты себя чувствуешь сейчас?

— Вроде нормально. Уже получше.

Сэм посмотрела на Келли Уилсон поверх очков. Она сидела, сцепив руки под столом и ссутулившись, отчего выглядела еще меньше, чем на самом деле. Красный пластиковый стул было видно по обе стороны ее спины.

— Нормально или вроде нормально?

— Мне страшно, — сказала Келли. — Там такие злые люди.

— Лучший вариант для тебя сейчас — это не обращать на них внимания.

Сэм сделала несколько пометок о внешнем виде Келли, о том, что она немытая, неопрятная. Ногти обгрызены. На пальцах заусенцы с запекшейся кровью.

— Как твой желудок сейчас?

— Обычно в это время меня только немного мутит.

— «Обычно в это время», — зафиксировала Сэм, добавив точное время. — А вчера тебя тошнило?

— Да, мэм, но я никому не сказала. У меня такое обычно само проходит, но эта женщина меня пожалела и дала крекеров.

Сэм смотрела в блокнот. Она намеренно отвела глаза, потому что, глядя на Келли, невольно смягчала свое отношение. Девушка никак не была похожа на убийцу и уж тем более на школьного стрелка. Но, возможно, Сэм просто знала таких персонажей, как Захария и Дэниэл Кулпепперы, и имела искаженное представление о преступниках. На самом деле любой человек может оказаться убийцей.

— Я буду помогать моему отцу, Расти Куинну, пока он не поправится, — объяснила Сэм. — Тебе говорили, что он в больнице?

— Да, мэм. Там в тюрьме охранники говорили про это. Что мистера Расти ударили ножом.

Сэм подумала, что вряд ли охранники говорили о Расти что-то хорошее.

— Итак, мистер Расти сказал тебе, что работает на тебя, а не на твоих родителей? И что все, что ты говоришь ему, остается между вами?

— Такой закон, — сказала Келли. — Мистер Расти никому не может говорить, что я ему сказала.

— Совершенно верно, — подтвердила Сэм. — И со мной точно так же. Мы оба давали присягу о конфиденциальности. Ты можешь говорить со мной, а я могу обсуждать это с мистером Расти, но никому другому мы твои секреты не расскажем.

— Трудно, наверно, хранить столько чужих секретов?

Вопрос обезоружил Сэм.

— Бывает трудно, но это моя работа, и, когда я решила стать юристом, я знала, что мне придется хранить чужие секреты.

— Наверно, надо много лет учиться, чтобы стать юристом.

— Да, и я училась много лет. — Сэм посмотрела на телефон. Она обычно получала почасовую оплату и не привыкла так сокращать свое время. — Мистер Расти объяснил тебе, что такое предъявление обвинения?

— Это не суд.

— Все правильно.

Сэм вдруг поняла, что говорит другим голосом, словно с ребенком. Девушке-то восемнадцать, а не восемь.

Люси Александер было восемь. Сэм откашлялась.

— В большинстве случаев закон требует предъявить обвинение в течение сорока восьми часов после ареста подозреваемого. Это фактически относится к случаям, когда сначала проводится следствие, а потом начинается судебный процесс по уголовному делу. Будет официально зачитано уголовное обвинение или обвинительный акт в присутствии ответчика для информирования ответчика, то есть тебя, о выдвинутых против тебя обвинениях и предоставления тебе возможности внести в протокол свое объяснение по вопросу виновности или невиновности. Звучит сложно, но на все про все обычно уходит меньше десяти минут.

Келли моргнула.

— Ты поняла то, что я тебе сейчас сказала?

— Вы так быстро говорите.

Сэм сотни часов работала над тем, чтобы научиться нормально говорить, и теперь необходимость замедлиться требовала от нее отдельных усилий. Она попробовала:

— Во время предъявления обвинения не будут вызывать никаких полицейских и свидетелей. Понятно?

Келли кивнула.

— Не будут предъявлять никаких доказательств. Никто не будет оценивать или выяснять твою вину или невиновность.

Келли ждала.

— Судья попросит внести в протокол твое заявление о виновности или невиновности. Я скажу ему, что ты заявляешь о невиновности. Позже, если захочешь, ты сможешь изменить свое заявление. — Сэм сделала паузу. Похоже, она опять разогналась. — Потом судья, истец и я обсудим даты, процедуры и другие судебные дела. Я попрошу, чтобы все это отложили до того, как мой отец, мистер Расти, поправится, а это будет, скорее всего, на следующей неделе. Тебе не придется ничего говорить ни на каком этапе. За тебя буду говорить я. Понимаешь?

— Ваш папа сказал мне ни с кем не говорить, и я не говорила. Только охранникам, что меня тошнит. — Келли еще сильнее ссутулилась. — Но они меня жалели, как я уже сказала. Все со мной тут хорошо обращаются.

— Кроме тех, что злые?

— Да, мэм, злые тоже были.

Сэм посмотрела на свои записи. Расти был прав. Келли со всем соглашается. Похоже, она не понимает, насколько все серьезно. Необходимо провести экспертизу ее психической дееспособности. Сэм подумала, что сможет найти специалиста в Нью-Йорке, который согласится сделать эту работу на общественных началах.

— Мисс Куинн? — обратилась к ней Келли. — Можно спросить, а мама с папой знают, что я здесь?