Хорошая дочь

— Второй выкидыш был хуже. Бен думает, что это был первый, но это второй. — Она пожала плечами, признаваясь в обмане. — Подходил к концу первый триместр. Я была на суде и почувствовала боль, как во время месячных. Я еще час ждала, пока судья объявит перерыв. Побежала в туалет, села и почувствовала, как из меня хлынула кровь. — Она сглотнула слюну. — Я заглянула в унитаз, а там — ничего. Ничего такого. Будто просто обильные месячные, какой-то сгусток. Но мне казалось, что неправильно просто смывать это в канализацию. Я не могла это бросить. Я выползла из-под двери, оставив кабинку закрытой. Позвонила Бену. Я так ревела, что он не мог понять, что я говорю.

— Чарли, — прошептала Сэм.

Чарли покачала головой, потому что она не закончила.

— В третий раз, который Бен считает вторым, все было еще хуже. Срок был восемнадцать недель. Мы убирали листья с газона во дворе. Мы уже начали готовить детскую, представляешь? Покрасили стены. Выбирали кроватку. Я опять почувствовала ту же боль. Сказала Бену, что пойду попить, но едва успела дойти до туалета. Оно просто вышло из меня, словно мое тело торопилось от него избавиться. — Она смахнула слезы кончиками пальцев. — Я пообещала себе, что больше это не повторится, что я не буду так рисковать, но потом это повторилось.

Сэм протянула руку. Крепко сжала ладонь сестры.

— Это было три года назад. Я перестала пить противозачаточные. Это было глупо. Хуже того, я не сказала Бену, то есть обманывала его. Через месяц я забеременела. Потом прошел еще месяц, а потом срок уже был три месяца, шесть месяцев, семь, и мы были так счастливы, черт, так счастливы. Папа прыгал до потолка. Ленор придумывала имена.

Чарли закрыла глаза руками. Слезы полились ручьем.

— Есть такая штука, синдром Денди-Уокера. Название идиотское и больше подошло бы для какого-нибудь виски, но на самом деле это множественные врожденные пороки развития мозга.

У Сэм заболело сердце.

— Нам сообщили об этом в пятницу. Все выходные мы с Беном читали о синдроме в интернете. Там была то одна замечательная история — про ребенка, который улыбался, жил полной жизнью, задувал свечи на праздничном торте, и мы говорили «хорошо, все супер, это дар, с этим мы справимся», а то совсем другая история — про слепого и глухого ребенка, которому сделали операции на сердце и мозге, но он умер, не дожив до первого дня рождения, и тогда мы просто сидели обнявшись и плакали.

Сэм сжала руку Чарли.

— Мы решили, что не сдадимся. Это же наш ребенок, правда? Поэтому мы поехали к специалисту в Вандербильтском университете. Он провел несколько исследований, а потом отвел нас в комнату. Там на стенах не было ни одной фотографии. Мне это запомнилось. Во всех остальных помещениях были фотографии малышей. Семей. А в этой комнате — нет.

Чарли снова замолчала, чтобы вытереть глаза. Сэм ждала.

— Врач сказал нам, что сделать ничего нельзя. Утечка спинномозговой жидкости. У ребенка не было… органов. — Она судорожно вздохнула. — У меня было высокое давление. Они боялись, что разовьется сепсис. Врач сказал, что через пять или, может, семь дней ребенок умрет или я умру, и я… я не могла ждать. Я не могла ходить на работу, обедать и смотреть телевизор, зная, что… — Она сжала руку Сэм. — Поэтому мы решили поехать в Колорадо. Оказалось, что только там это можно сделать легально.

Сэм поняла, что она говорит об аборте.

— Это стоило двадцать пять тысяч. Плюс перелеты. Плюс гостиница. Плюс отгулы на работе. У нас не было времени брать кредит, а еще мы не хотели никому говорить, на что нам нужны деньги. Мы продали машину Бена. Папа и Ленор добавили денег. Остальное мы оплатили кредитками.

Сэм стало невыносимо стыдно. Она должна была быть рядом. Она должна была дать им денег, лететь с Чарли на самолете.

— Вечером накануне отлета я приняла таблетку снотворного, потому что какая уже разница, да? Но проснулась от дикой боли. Это было уже не как боль при месячных. Мне казалось, меня разрывает изнутри. Я пошла вниз, чтобы не будить Бена. Меня начало рвать. Я не дошла до туалета. Крови было очень много. Выглядело все как место преступления. И я видела кусочки. Кусочки… — Чарли покачала головой, не в силах продолжить фразу. — Бен вызвал «Скорую». У меня есть шрам, как от кесарева, только ребенком похвастаться не могу. А когда я в конце концов вернулась домой, ковер исчез. Бен все отмыл. Словно ничего и не было.

Сэм вспомнила голый пол в гостиной Чарли. За три года они так и не купили новый ковер.

— Вы с Беном говорили об этом? — спросила она.

— Угу. Мы говорили об этом. Ходили к психологу. Мы с этим справились.

Сэм не поверила.

— Это я виновата. Я никогда не говорила об этом Бену, но каждый раз я была сама виновата.

— Ты не можешь так думать.

Чарли вытерла глаза тыльной стороной ладони.

— Как-то папа выступал с заключительной речью. Он говорил о том, что люди очень много думают о лжи. Проклятой лжи. Но никто не понимает, что настоящая опасность кроется в правде. — Она подняла глаза на белый гроб. — Правда может сгноить тебя изнутри. Она ни для чего больше не оставляет места.