– Итак, представь, что ты стоишь за кафедрой, тебе ничего не угрожает, ширма защищает тебя от опасности. Люди, которые смотрят на тебя, присяжные, юристы, судья, они не хотят причинить тебе зло, только выслушать. Выбери в зале какой-нибудь предмет, который успокаивает тебя, и сосредоточь на нем свое внимание. Смотри на него всякий раз, когда вопрос тебе кажется особенно тяжелым.
– А что делать, если я не знаю, как ответить?
– Скажи адвокатам, что ты не поняла вопроса, они его перефразируют, и так до тех пор, пока не сможешь ответить.
Майк заканчивает наш сеанс инструкциями на завтра, говорит, чтобы я оставалась в своей комнате, пока Фиби не уйдет в школу. Он вчера предупредил ее, что мне нужно заняться кое-какими делами и меня не будет в школе остаток недели. Я благодарна ему, в самом деле благодарна.
У меня в комнате необычно душно, отопление в доме работает слишком сильно. Трудно дышать. Боль сверлит голову в самом центре лба, из-за нее я плохо вижу. Концентрируюсь на том, чтобы приготовить одежду, которую надену завтра. Не успеваю вывесить всё на спинку стула, как до меня доходит, что я выбрала. То, что должно понравиться тебе. Не юбку, а брюки, простую белую блузку, в которой я напоминаю мальчика. Ты не увидишь меня, но я знаю, что ты одобрила бы мой выбор. Я не должна так поступать. Снова и снова ублажать тебя.
Я провалюсь завтра, если ночью увижу тебя, если ты придешь в мою комнату, поэтому сижу, не выключая света, читаю «Питера Пэна», а время ползет. Это моя любимая книга, с самого детства. Материнские глаза как свет в ночи, который хранит ребенка. Я, бывало, молилась Богу о спасительном свете материнских глаз, я верила в Бога тогда, но мне была послана ты.
Однажды в приюте я смотрела вместе с детьми мультик. Когда Питер Пэн сказал Венди: «Пойдем туда, где взрослые никогда не будут мучить тебя своими выдумками», я подумала – и меня возьми, и меня. Пожалуйста!
27
Всю ночь я не смыкаю глаз, а с наступлением утра открываю дверь шкафчика в ванной и стираю цифру. Единица, канун судного дня. Он настал.
Одевшись, стою возле большого, в полный рост, зеркала с закрытыми глазами. Приоткрываю их, только чтобы взглянуть на свою фигуру, но на лицо не смотрю. Внешне выгляжу аккуратно и собранно, брюки и блузка отглажены Севитой, на ногах черные лакированные балетки. Но внутри. Сумятица среди всех моих органов. Они скачут то вверх, то вниз, сердце хочет вырваться из груди. Ему не хватает места.
Я вынимаю из мешочка камушек, который дала мне Саския, держу его на ладони. Противоречивое ощущение от его острых краев и гладких поверхностей успокаивает меня. Не уверена, что он помогает, но все равно кладу его в карман брюк.
И жду.
Майк поднимается минут через двадцать или тридцать, стучит в мою дверь, говорит, что можно выходить, Фиби уже ушла.
– Тебе нужно съесть что-нибудь, – говорит он.
– Не могу.
– Это необходимо, обед будет не скоро. Съешь хоть что-то – фрукт или зерновой батончик.
– Позже, может быть.
– Я прихвачу кое-что с собой, перекусишь в машине, если надумаешь.
Саския ждет в холле и, когда я появляюсь, начинает дергать туда-сюда «молнию» на своем пальто. Вверх-вниз. Неприятный, навязчивый звук. Я смотрю на ее руку, она прекращает и пытается улыбнуться. Майк выходит из кухни с полиэтиленовым пакетом, набитым едой, которую я не смогу съесть. Мы садимся в его «Рейндж Ровер» с тонированными стеклами. Держу пари, что, когда он покупал его и тонировал стекла, даже и не предполагал, в какой ситуации они пригодятся. Чтобы защитить меня от любопытных глаз, от людей, которые могут пронюхать, кто я.
Поездка навстречу тебе – это ад, мой личный ад. Все молчат, каждый смотрит прямо перед собой, на светофоры и автобусы, впереди тащится грузовик с мусором. Вселенная говорит – не надо никуда ехать, оставайтесь. Майк ставит CD, включать радио не рискует. Ощущение, как будто меня всю ночь препарировали. И поместили в живот, как в аквариум, китайскую рыбку, красную и юркую. Она мечется в ритме музыки, которую включил Майк, и от этого меня тошнит все пятьдесят минут, пока мы едем. Майк говорит: «Мы приехали», – я не хочу слышать этих слов.
Саския оглядывается, предлагает мне мятную жвачку. Я отворачиваюсь, смотрю в тонированное окно. Мы направляемся в подземную парковку, как велела Джун. Я закрываю глаза, пока мы едем вдоль здания, и открываю их уже под землей. Я знаю, как выглядит собравшаяся толпа, видела много раз в новостях. Майку не пришло в голову забрать у меня ноутбук или телефон. Женщины, которых ты обманывала, стоят сейчас средь бела дня, объединенные ненавистью. Они верили тебе. В толпе виден плакат «Око за око». Тут же стоят и журналисты, и фотокорреспонденты, их не пускают внутрь, при суде аккредитован один-единственный официальный журналист. Привилегия. Или бремя.