Флора взяла коробочку пластырей, которые ей были нужны, тех, что специально для пальцев, задумалась о том, когда это пластыри стали вдруг такими узкоспециальными, и пошла в спальню Марго, потому что там было тихо, темно и далеко от вечеринки. Они с Джулианом соглашались на том, что дома Марго, становясь все больше, делались вместе с тем все сдержаннее. «Пятьдесят оттенков кофе с молоком» – так она описала Джулиану нынешнюю отделку, когда впервые ее увидела. Дом походил на все обновленные дома, в которых бывала Флора, как будто всем дизайнерам в городе раздали памятки, предписывавшие выбирать одни и те же медные лампы середины прошлого века, французские стулья для бистро и сизалевые коврики, и эти тщательно разложенные подушки, создающие в каждой комнате всплеск бирюзового, зеленого или розового. Дом вышел красивый и изысканный, но какой-то безличный, невыразительный. Флоре, правда, нравилась спальня; она подумала, что с удовольствием провела бы остаток вечера на серебристом бархатном диване Марго. Флора устала. Она не думала, что кто-нибудь заметит, если она прикроет глаза и отдохнет минут двадцать, но через две минуты стало ясно, что остаться наедине со своими мыслями – это последнее, что ей нужно.
Флора встала и заглянула (сунула нос, обвинила бы ее Руби) в гардеробную Марго, которая была размером почти с их с Джулианом спальню. Скорее всего, эта комната и служила спальней в 1920-е, когда был построен дом, когда никто и мечтать не мог о таких обширных гардеробах, что под них нужна будет целая комната. И вот Флора уже оценивает имеющееся, и снова почти лишается дара речи, хотя знает гардероб Марго почти так же хорошо, как свой собственный. Но совсем другое дело, когда видишь все это в одном месте: полки кашемировых свитеров, ряды развешенных шелковых блузок, ящики, полные, как было известно Флоре, кружевных и шелковистых вещиц. Платья, блузки, джинсы, сумочки, туфли, боже, туфли. Она заметила свободное место там, где, наверное, стояла пара, которую одолжила Руби, рядом с десятком почти одинаковых бежевых лодочек на каблуках. Флора осмотрела комнату и поняла, что может определить, что здесь принадлежит Марго – что она сама для себя выбрала, – а что больше подходит доктору Кэтрин Ньюэлл. Уже не в первый раз Флора задумалась о том, как должно быть странно Марго играть одного и того же персонажа в телесериале так долго, что он стал почти что ее альтер эго.
Она подошла к окну, выходившему на задний двор, где был в самом разгаре праздничный ужин. Люди Марго (ужасное слово, но как правильно сказать? персонал? обслуга? помощники?) проделали отличную работу, и Флора с облегчением вздохнула, когда увидела, что Марго не слишком размахнулась. Изначальная ее идея доставить самолетом (самолетом – да один только тепловой след!) какую-то команду с Кейп-Кода, чтобы устроить классический новоанглийский обед с моллюсками, была совершенно бредовой. Она показала Флоре фотографии – столы для пикника, покрытые оберточной бумагой, вся еда свалена в середине: омары, соленая картошка, ракушки, кукуруза. Похоже на фрагмент ренессансной картины: «Перед падением Римской империи». Хотя, если быть честной с собой, Флора чуть не поддалась. Марго иногда трудно было поставить рамки. Одно дело, когда Флора попусту упрямилась, шла на принцип, другое – когда дело касалось вещей, действительно важных, ради Руби. Они очень старались удержать Руби на земле (при избыточном богатстве семей многих ее одноклассниц), а Марго ее и так достаточно портила.
Смотреть со второго этажа вниз было сейчас идеальным способом созерцания мира. Флора чувствовала, что весь день за собой следила, парила где-то очень высоко. Она так ясно помнила школьный вечер, когда проводили сбор средств. Как они с Джулианом бродили среди аукционных столов и покатывались со смеху над лотами: неделя в частном доме в Сан-Мигель-де-Альенде «всего» за три тысячи долларов (перелет не включен!); обед на шестерых в какой-то частной винодельческой пещере за пять тысяч (шесть перемен блюд!); ланч с Марго Летта на съемочной площадке «Кедра» (бесценно!). И как Джулиан взял ее за руку, когда начали играть
– Надо бы задернуть занавески, – сказал Джулиан.
– Не надо, – сказала она. – Никуда не уходи.
На следующее утро, насытившаяся и довольная, она думала именно то, во что побуждала ее поверить Саманта: ей повезло.