Хорошая компания

Хотя все, кто им занимался, говорили Марго, что она, скорее всего, не смогла бы предотвратить серьезный удар (это «скорее всего» – вечная заноза!), если бы настояла на своем, но она бы могла отменить другое: операцию, разбирательство о врачебной ошибке, полное прекращение его карьеры детского кардиохирурга, последовавшую за этим депрессию и продолжающиеся изменения личности из-за инсульта.

– Почему он не понял, что с ним происходит? – спрашивала она Дуга в те первые дни.

Она так и не смогла набраться смелости – или жестокости, – чтобы задать этот вопрос Дэвиду.

– Врачи, – отвечал ей Дуг. – Пока они учатся, им кажется, что у них все болезни из учебников, а потом всю жизнь думают, что неуязвимы. Особенно хирурги. Особенно Дэвид. Он себя уговорил.

В итоге врачи найдут врожденный дефект Дэвида: открытое овальное окно. Когда он родился и сделал первый вдох, крошечная дырочка, которая есть у всех новорожденных между двумя верхними камерами сердца, не закрылась, как у большинства младенцев. Некоторые люди всю жизнь живут с ООО и даже не знают об этом; а у некоторых случаются инсульты. В тот миг, когда Дэвид сделал первый вдох, был предрешен тот день в операционной, когда его сердце подвело его, пока он держал в руках сердце Эбби Дженсен. Марго оценила бы симметрию в сюжете, если бы речь шла не о ее жизни.

Больница все уладила, судебное разбирательство было исключено, и, хотя им крупно не повезло очень во многом, им несказанно повезло, что Дженсены не жаждали крови Дэвида. Ни суда, ни ужасных дней в зале заседаний, когда пришлось бы смотреть на родителей Эбби Дженсен, потерявших ребенка. Сколько бы ни предложила больница, сумма была недостаточной – какова цена ребенка? – но она была солидной, а Дженсены решили жить дальше.

Дэвид никогда не любил Нью-Йорк так, как хотелось бы Марго. Он любил ее, любил свою работу. Во время реабилитации после инсульта жизнь в городе еще больше осложнилась. Дэвид постоянно терялся. Шум, машины, само количество пешеходов мешали ему сориентироваться. Поэтому когда в августе все друзья Марго потянулись в Стоунем ставить «Кукольный дом» Ибсена, они с Дэвидом полетели в Лос-Анджелес, побыть с его семьей. Братья Дэвида были такими же собранными и амбициозными, каким был он сам (и каким снова станет, упорно твердила себе Марго), и выздоровление Дэвида они превратили в программу. Когда братьев не отвлекала работа – они тоже были врачами, лучшими в своих областях, – они часами занимались с Дэвидом, составили для него ежедневное расписание посещений физиотерапевта и сами работали над восстановлением его памяти, речи и мелкой моторики.

Марго приняли в его доме детства как давно потерянную дочь, и она наслаждалась вниманием. Какое было время! Но и тяжело бывало. Как-то днем, услышав на заднем дворе хохот, она вышла посмотреть, во что играют братья. Дэвид восторженно ухал и стукался с братьями поднятой ладонью.

– Справился всего за несколько попыток, а ведь выучился только сегодня утром.

– Поразительно, – сказала Марго, подходя к Дэвиду, чтобы поцеловать его в щеку.

Она взглянула на игру, и у нее оборвалось сердце, когда она поняла, что это «Концентрация», в которую Дэвид учил играть Руби прошлым летом. Марго пришлось уйти из дома и бродить по раскаленным улицам Пасадены целый час, пока она смогла взять себя в руки и вернуться.

Любой бы сказал, что Дэвид восстанавливается впечатляющими темпами. Он по-прежнему терялся, выходил из себя и – это Марго переносила гораздо хуже – то и дело начинал плакать, но вновь обрел понимание того, что говорит, и больше не выпаливал грубости по поводу того, кто во что одет или как ест. Он перестал произносить при посторонних неподобающие вещи. «Марго вам говорила, как у меня стоит?» – как-то утром в самом начале реабилитации спросил он сиделку при Флоре и Руби; красовался, как мальчишка из студенческого братства. Они только посмеялись – а что еще делать? Но потом Марго передернуло, когда она услышала, как Флора в ожидании лифта пытается объяснить Руби, что такое «стоит».

Дэвид так много работал и так многого достиг, но он уже не был тем упрямым, решительным, наглым мужчиной, за которого она вышла замуж. Он вернулся, но вернулся другим. В худшие моменты она признавалась самой себе, что он похож на Дэвида. Похож на того, за кого она вышла замуж, но это был не он.

Инсульт многое отнял у Дэвида, а Марго он лишил бесстрашия. Всю жизнь она думала, что ее защищают; казалось, она живет в кругу легкости и везения, и, когда они познакомились с Дэвидом, в нем она опознала то же самое. Глупо было, теперь-то она это понимала, считать, что преимущество переходит в защиту. Нельзя путать привилегию и благодать.

Но тем летом, наблюдая, как калифорнийское солнце излечивает Дэвида, Марго осознала, что он никогда не давал понять, какой жертвой была жизнь в Нью-Йорке ради нее. Поэтому, когда ее пригласили на прослушивание для «Кедра», она пошла на него. А когда предложили роль, согласилась.

– Не знаю, как тебя благодарить, – сказал Дэвид.