Хорошая компания

Но его девушка хотела, чтобы они уехали из Нью-Йорка, вернулись на Западное побережье, где оба выросли, и зажили своей жизнью. Он не очень понимал, как зашел с Патрицией так далеко, просто больница была замкнутым миром и казалось логичным, естественным, что они познакомились, стали вместе спать, а потом оказались парой, и прошло уже четыре года, и как-то само собой подразумевалось, что дальше их жизни пойдут в тандеме. Как так вышло?

– Все не так сложно, – сказала Патриция ему прошлым вечером, когда он завел уклончивый разговор о «дальнейших шагах», как она это называла – словно назначала комплекс анализов для диагноза. Она только что вернулась с пробежки в парке и сидела на полу посреди гостиной, потная и раскрасневшаяся. Ноги ее были широко раскинуты, как у гимнастки, она делала наклоны вперед от пояса, вытянув пальцы. Потом высоко подняла руки, нагнулась сперва влево, потом вправо; она была пугающе гибкой, настоящая спортсменка, и, что вполне объяснимо, занималась ортопедией. Понятно, что она хотела на запад, где люди круглый год больше двигаются, да и вообще больше двигаются. Патриция вскочила на ноги с обезоруживающей легкостью, ухватилась правой рукой за правую стопу, с силой потянула вверх и назад, делая растяжку четырехглавой мышцы, слегка поморщилась.

– Ты сам-то чего хочешь? – спросила она.

Он ушел от ответа, но надо было сказать Патриции (и это не могло быть хорошим знаком, плюсиком в колонке «за», – то, что он не хотел произносить это вслух), что с хотением все крайне непросто. Ей казалось, что все так линейно, желание и итог, но он это ощущал совсем иначе. Он хотел многого. Хотел взаимоисключающих вещей: уехать из Нью-Йорка, остаться в Нью-Йорке; стать хирургом, учиться дальше на кардиохирурга; смотреть на картины в Метрополитене, гулять по парку; связать свою жизнь с Патрицией Кейси, двигаться дальше.

Желание было всего лишь импульсом и возможностью, дороги от него вели в разные стороны – возможно, равно подходящие. Вот как сейчас, где-то посреди Центрального парка, вправо ему пойти или влево? Кто знал, куда приведет каждый из путей, но, выбирая один, отказываешь себе в другом. Как понять, что предпочесть? На дорожке, уходившей влево, толпились дети, школьная экскурсия, аккуратные сине-белые формы; они сгрудились, разглядывая что-то на земле. Белку или птичку.

По дорожке, сворачивающей направо, шла под руку пожилая пара. Они были одеты почти одинаково, оба в джинсах, слегка мешковатых, которые держались на кожаных ремнях, оба в выцветших рубашках поло – он в когда-то ярко-зеленой, она в когда-то бирюзовой. Они были почти одного роста, прогуливались с явным удовольствием, потом мужчина что-то сказал, и его спутница остановилась, посмотрела на него и слегка шлепнула его по руке, со смехом, как будто он надерзил. Как мило, подумал Дэвид, быть вместе до старости и по-прежнему друг друга смешить и удивлять.

Он пошел направо.

Сел на скамейку даже не с одним, а с двумя хот-догами, беспечно заигрывая с изжогой, но хот-доги оказались хороши. Очень вкусные. Когда он доел и отмывал руки от горчицы в питьевом фонтанчике, вода из которого еле струилась, кто-то позвал его:

– Перлман! Перлман!

Вот странно: он приехал в Нью-Йорк, никого здесь не зная, но стоило ему выйти из дома – тут же сталкивался с кем-то из больницы. Или еще хуже, с пациентом, который его помнил и ждал ответного вежливого узнавания, а Дэвид редко мог его обеспечить. Он двигался от случая к случаю, от пациента к пациенту, и без всякой гордости готов был признать, что не сосредотачивается на лицах и именах. Только во время работы, а потом информация выбрасывалась из его мозга, освобождая место для нужного.

Он обернулся и увидел Сандру, субординатора из урологии. Она потрусила к нему и добежала, чуть задохнувшись.

– Привет, Перлман. Есть планы на вечер? Потому что я отстояла три часа в очереди, только что получила билет на «Сон в летнюю ночь», – она махнула билетом, – а Розен меня вызвал, и мне сегодня вечером к столу.

Любой другой театрал был бы расстроен, но Сандра, как все ординаторы в хирургии, воодушевилась. Быть вызванным к столу они все хотели больше, чем отгулять выходной. Она протянула Дэвиду билет.

– Если хочешь, он твой.

Вот опять: вечно он должен принимать решения, пусть и самые простые. Хочет ли он в театр?

– А где это? На Бродвее? – спросил Дэвид, очень слабо представляя себе, где этот Бродвей по отношению к Центральному парку.

– Нет, театр в парке. Вон там.

Она показала в сторону холма и рощицы, нисколько не походивший на театр.

– Там есть театр?

– «Делакорте», – терпеливо объяснила Сандра.

Он вспомнил, что Сандра, кажется, выросла в Нью-Йорке, как многие другие ординаторы, у которых была своя городская скоропись, совершенно ему непонятная. Дэвид смотрел на нее пустыми глазами.

– Ты ведь слышал о Шекспире, правда? Говорю тебе, отличный спектакль. Куче народа, стоявшей за мной, не досталось билета.

Прекрасная возможность сделать что-то по-настоящему нью-йоркское.

– Конечно. Сколько я тебе должен?