Хорошая компания

Марго накинула один из множества кардиганов, которые держала в трейлере, потому что вечно мерзла в павильоне, а пуловер испортил бы прическу. Доктор Кэт, безусловно, слишком сильно для педиатра любила свои длинные волосы с укладкой, которая и раздражала, и была неудобна. Марго не могла вздремнуть между сценами, чтобы не помять затылок, ей бывали нужны незапланированные укладки, вызывавшие гнев парикмахеров. Если Марго уставала, ей приходилось подкладывать под спину кучу подушек, чтобы волосы свисали с края дивана. Она складывала руки на груди, как труп, и пыталась подремать.

Марго пошла искать Чарльза. Была пятница, значит, в кафетерии давали особый обед, и Чарльз мог быть там – не ел, устраивал прием. Чарльз больше всех на площадке психовал по поводу веса. Вернее, он не стеснялся того, что психует по поводу веса, и ему, как мужчине, это позволялось. Все женщины тоже контролировали себя, но делали вид, что им все равно. Не ели не потому, что не были голодны – «только что поели», или «плотно позавтракали», или дважды откусывали и «в них больше не лезло», или накладывали что-то на тарелку, относили к себе в трейлер и выбрасывали – или иногда вызывали у себя рвоту. Как Лорен, игравшая радиолога, чья булимия была всем известна. Все знали, что после нее нельзя заходить в туалет, если не любишь запах рвоты.

– Ты с ней когда-нибудь об этом говорила? – как-то спросила Марго у Бесс, когда они еще сиживали у Бесс в кабинете, пили текилу и сплетничали о сериале, в те времена, когда они обе пытались серьезнее относиться к работе.

– Говорила? В смысле, чтобы вставить это в серию?

– Нет. Чтобы, не знаю, помочь? Предложить лечение?

– Не круто. Я не лезу ни в чью личную жизнь, – ответила Бесс.

Марго подавила смех, потому что Бесс охотно копалась в чьей угодно личной жизни ради сюжетных линий и так же охотно закрывала глаза на неприятное, когда не хотела доставлять себе неудобства.

Марго повезло. Она всегда могла есть почти все, что захочет, хотя в последнее время заметила, что юбки стали ей тесноваты. Немножко жали. Марго знала, что Мэвис, главный костюмер, не считала ниже своего достоинства тайком ушить чей-нибудь костюм, если полагала, что его хозяйка не следит за питанием. У нее был целый язык знаков – настоящая симфония. Мэвис приглядывала за столами раздачи, не раздумывая, вставала за спиной актрисы, накладывавшей еду на тарелку и говорила:

– Что? Хлеб и салат с пастой?

Когда Марго подошла к кафетерию, она сразу увидела Чарльза, тот стоял над нетронутой тарелкой канапешек, и, едва он заметил Марго, она поняла, что он знает. Они с Чарльзом когда-то дружили, но больше не общались за пределами площадки. Теперь у него была семья – партнер, который был папой-домохозяйкой, и двое детей. Но Чарльз с Марго почти десять лет играли мужа и жену и кое-что прошли вместе. У них был свой язык; они (почти всегда) прикрывали друг друга. Марго была одной из «подружек» Чарльза, когда они с Натаниэлем женились, и устраивала вечеринку, когда они усыновили первого ребенка. Теперь Чарльз ее обнял, слегка похлопал по спине, пытаясь утешить или отвлечь, она не поняла. По крайней мере, не стал притворяться.

– Пойдем к тебе в трейлер, – сказала она, заметив, что все вокруг уже смотрят на них.

– Давно ты знаешь? – спросила она, присев у Чарльза в трейлере.

– Пару часов. Если тебе от этого полегчает, у нее был ужасный голос, она правда расстроена.

– Бесс позвонила тебе?

– Утром.

– Мне не позвонила. Мне сказала Донна.

– Она трусиха. Не любит сообщать плохие новости. По крайней мере, она не допустила, чтобы ты узнала из сценария.

В прошлом месяце другая актриса, игравшая физиотерапевта, получила поздно вечером сценарий и выяснила, что ее застрелил бывший клиент, вломившийся к ней в дом в поисках опиатов. Следующий съемочный день должен был стать для нее последним. Но так Бесс наказала эту молодую женщину, которая сказала в интервью Entertainment Weekly, что хотела бы, чтобы в сериале было поменьше от мыльной оперы и побольше правды – правды жизни и смерти.

– Хочет побольше жизни и смерти? – сказала Бесс при Марго, бросив журнал в мусорную корзину. – Устроим.

– Что ты ей сказал? – спросила Марго Чарльза.

– Ты же знаешь Бесс. Она не дала мне даже слово вставить. «Это хорошо для сюжета, ля-ля-ля, ничего личного».

Ничего личного. Разумеется, это было личное.

– Ты… возражал?

– Марго! Ну конечно, я возражал.

– Так, возразил – или всерьез возражал?

Чарльз сел напротив и сурово посмотрел на Марго взглядом заведующего хирургией, который проверяет, хватит ли у подчиненного смелости продолжать в том же духе.

– Я упорно возражал, что было сил, и все без толку. С каких пор у нас с тобой тут есть хоть какая-то власть?

– Знаю. – Она не хотела продолжать, но не удержалась: – Просто я думаю, что, если бы ситуация была обратной, я бы, наверное, подняла шум. Ради тебя. Я бы уперлась.

– В самом деле?

– В самом деле. Уперлась бы.

– На самом деле нет. Бесс сказала бы, что ей жаль, и тогда ты бы сидела сейчас и рассказывала мне, что ничего не могла сделать. И это было бы правдой.