Хорошая компания

– Надеюсь, что ты говоришь правду. – Она толкнула кольцо по гладкой полировке деревянной столешницы. – Я больше не хочу это обсуждать, никогда. Но обещаю, если я хоть заподозрю, что ты изменяешь Флоре, я ей расскажу. Господи, Джулиан. Сидни?

Он вздохнул и посмотрел вверх, как будто на стене, среди университетских спортивных флажков и бутылок со спиртным, было написано какое-то объяснение. – Я…

– Я не хочу ничего знать, – сказала она. – Что ты с ним сделаешь? Ты ведь не можешь его надеть.

У него уже было новое кольцо, точная копия первого. Знала, потому что Флора ей сказала – он сам пошел и купил кольцо. Хотел сделать ей сюрприз, но Флора расстроилась, что они не пошли за кольцом вместе.

– Знаю, – сказал Джулиан. Он убрал кольцо со стола, положил его в карман пиджака. – Я обо всем позабочусь.

Глава восемнадцатая

Флора проснулась и ощутила запах кофе, доносившийся из кухни. Они с Джулианом были в Стоунеме уже почти три недели; уехали из дома сразу, как Руби улетела в Испанию, и, хотя Флора была не в настроении хоть в чем-то уступать Джулиану – даже в мыслях, – она могла бы неохотно признать, что переезд оказался кстати. Она забыла, как хорошо спится в «их» спальне – комнате под крышей, выходившей на фасад дома, – даже сейчас, когда Джулиан был сослан вниз, даже в эти ночи, когда ее мозг боролся со сном, как будто тот был подобием смерти.

Маленький Домик был чистым утешением; здесь ничего не изменилось. Трухлявое кресло-качалка, которое Флора купила на гаражной распродаже в один из первых приездов, по-прежнему стояло у окна. Когда Руби была маленькой, она любила, чтобы ее покачали, когда просыпалась после дневного сна. Стоило Флоре закрыть глаза, она ощущала вес сонной Руби у себя на коленях, ее влажноватую голову, ее опьяняющий младенческий запах – пот, яблочный сок, шампунь… Все настольные игры, которые они напокупали за годы – «Улика», «Монополия», «Ятци», – по-прежнему лежали внизу. Холодильник все так же шумел. Конфорки по-прежнему нужно было поджигать спичкой. Веранда с плетеными диванчиками и продавленными подушками по-прежнему была одним из ее любимых мест в этом мире, где можно было посидеть, почитать или вздремнуть – вернее, прежде была. Сейчас она слишком напоминала Флоре о Марго. По утрам они сидели там с чашками кофе, по вечерам с вином.

Узнав о том, что кольцо нашлось, Марго звонила Флоре каждый день, иногда каждый час. Флора игнорировала все звонки, ответила лишь однажды, и разговор был кратким, болезненным и бессмысленным, Марго снова и снова просила прощения, а Флора едва слушала. Она отключилась посредине какой-то фразы Марго. Написала, чтобы та больше с ней не связывалась.

Джулиан рассказал Флоре о том, что Марго ушла из «Кедра», и, хотя Флора пыталась что-то ощутить, у нее не получилось. Она не знала, что чувствовать по поводу Марго. Предательство – да. Злость – конечно. Все то же, что чувствовала к Джулиану. Пытаясь разобраться в месиве чувств по поводу Марго и придумать, что хотела бы ей сказать, Флора только больше запутывалась, и в голове у нее делалось расплывчато и пусто. Рецепта не было.

Она вылезла из постели, гадая, что Джулиан приготовил на завтрак. Он превратился в какую-то слишком внимательную няньку. Приносил Флоре кофе в постель, взбивал подушки, суетился по поводу любых ее потребностей, настроений и желаний. Это то впечатляло, то раздражало. Сегодня была последняя пятница июля; вскоре все начнут съезжаться на репетиции.

Натянув легинсы и футболку Джульярда, которая, должно быть, пролежала в чулане больше десяти лет, Флора приступила к новому утреннему ритуалу: разобраться, что она чувствует. Как она сегодня? Шоком последних недель – вернее, одним из шоков в серии потрясений – стало то, насколько она могла отстраниться от своей сердечной боли. Злость можно было держать поближе. Злость приносила удовлетворение, побуждала к действию. У Флоры появился новый набор жестов, которые приходили ей в голову, как ремарки в пьесе. Она хлопала дверьми, швыряла предметы и топала ногами. Как-то вечером она допрашивала Джулиана, а он извинялся – да так, что становилось только хуже («Я ее никуда не водил, – взмолился он. – Мы нигде не бывали». «Мне должно от этого полегчать? – спросила Флора. – Я начинаю принимать ее сторону»), она увидела, что у нее в руке бокал красного вина и подумала: «Флора выплескивает вино на рубашку Джулиана». И выплеснула.

На комоде зажужжал ее телефон. Флора не обратила на него внимания, села в качалку, посмотрела в окно. После того, как нашлось кольцо, и всего, что за этим последовало, Флора поначалу сказала Джулиану, что ему придется ехать в Стоунем одному.

– Но что я скажу Руби? – спросил он.

– Уверена, что-нибудь придумаешь, – ответила она. – Уверена, твоя безграничная способность сочинять всякое дерьмо придется кстати.

Но как бы надменно она ни держалась в разговоре, она тоже не знала, как быть с Руби. Она не знала, как быть с самой собой. Ее бросало из печали в ярость, казалось, она была не способна найти середину, только метаться между двумя крайностями.