Хорошая компания

Флора обернулась и увидела, как Джулиан идет по лужайке. Он только что вернулся после нескольких дней прослушиваний в городе и сразу пошел на пруд, чтобы остыть. Мокрые волосы зачесаны назад, на шее полотенце. Он загорел и подтянулся, бегая последние несколько недель по сельских дорогам. Джулиан был таким красивым, что Флору пронзила тоска по нему, хотя он был совсем рядом. Она помахала ему. Джулиан помахал в ответ. Слышно было, что в доме проснулась Руби:

– Мамочка? Мамочка!

– Терпеть не могу, когда она сейчас днем засыпает; просыпается с такими капризами, – сказала Флора.

– Я к ней схожу.

Марго зашла в дом, за ней захлопнулась сетчатая дверь.

– Привет, – сказала Джулиан, поднявшись на веранду.

– Как поплавал?

– Поплавал отлично. Но вот, видишь.

Он поднял руку и показал пустой безымянный палец, глаза у него были встревоженные.

– Ох, нет. Что случилось? – спросила Флора.

Перед ужином они все потащились на пруд искать кольцо. Вяло порылись в траве, зная, что это бесполезно.

– Мне правда жаль, – сказал Джулиан Флоре. – Оно как-то соскользнуло в воде.

– Ничего, – ответила Флора. – Купим новое, когда сможем.

– Чувствую себя ужасно.

– Эй, – сказала Флора, прикладывая ладонь к его щеке. – Это просто вещь. Все хорошо.

– Кто хочет мороженого? – спросил Дэвид. – С орехами и фруктами?

– Я! – сказала Руби.

На обратном пути в домик Марго взяла Руби за руку и стала раскачивать сцепленные в замок пальцы. О чем они никогда не говорили, когда обсуждали то лето, когда была сделана фотография, так это о том, как заново влюбились друг в друга, в само созвездие Джулиана, Флоры, Марго и Дэвида. Их четверка сплелась по-новому, и в центре встала Руби – была ли Руби собой больше, чем в то лето? Нимб кудрей, выгоревших до белого к августу, пучок на темечке, который она требовала завязывать каждое утро, бесконечный каскад отброшенных волшебных палочек и тиар, метры тюля, обмотанные вокруг талии.

Руби посмотрела снизу вверх на Марго, и Флора услышала, как она спрашивает высоким голоском, немного робко:

– Ты мой друг?

Флоре показалось или у Марго правда был ком в горле, когда она склонилась к Руби и ответила:

– Я твой лучший друг, Руби. Самый лучший.

Руби выкрикнула:

– Ура!

Флора переплела пальцы с пальцами Джулиана, почувствовала пустоту на месте кольца. Ох, ладно.

Потом они все согласятся: то лето, лето, когда была сделана фотография, было самым прекрасным.

Глава семнадцатая

Сидни не собиралась брать идиотское кольцо Джулиана. Она спала с достаточным количеством женатых мужчин, чтобы ее беспокоил тонкий золотой, серебряный или платиновый ободок, или какой там металл шел на их бесценные медали за брак. Ошибка Джулиана была очевидна. Никакого уважения. У Сидни не было иллюзий (заблуждений) по поводу того, кто они друг другу. Она понимала, что они двое – вроде раненых птиц, выпавших из разных, но равноценных гнезд, и как-то они друг друга нашли и признали друг у друга схожие повреждения. В них обоих жила пустота, и она могла заполнить ее сексом, да, но еще и удовлетворением от того, что Джулиан отзывался на ее зов. Это подпитывало ее на много дней, знание, что она может заставить Джулиана прийти к ней и уронить себя. Джулиан, честный человек. Джулиан, любящий муж. Он открывался ей, обнажал свое увечье, и она заставляла его корчиться, стонать, хотеть ее. Он ее хотел. Пусть и не задерживался, пусть иногда и принимал душ, прежде чем уйти, чтобы не ложиться в супружескую постель, пока от него пахнет Сидни, она чувствовала себя дикой кошкой, лениво потягивающейся от удовольствия всякий раз, как он робко стучал в ее дверь, и вид у него был немного сконфуженный и радостный.

Но потом однажды вечером после всего он мыл в ванной руки, лицо, член, полоскал рот, Сидни подняла с пола его джинсы, и из кармана выпало обручальное кольцо, покатилось по полу, ударилось о ножку стула и остановилось перед миской кошачьего корма. Сидни поняла, что Джулиан, должно быть, снял кольцо перед тем, как войти в ее квартиру, и в ней что-то взорвалось. Когда он вышел из ванной, пахнущий мылом и шампунем, весь такой очищенный, она спросила:

– Может, останешься на ночь?

– Ты же знаешь, я не могу, – сказал он.

Сидни прилегла на постель, расстегнула блузку. Обычно это срабатывало. Но в тот вечер он взял штаны и ремень и оделся быстрее, чем обычно, стараясь на нее не смотреть. Ей было одиноко. Она хотела поговорить о том, о чем говорят пары, типа, чем займемся на выходных, или, может, посмотрим кино, или закажем еды, или пойдем в китайский ресторан в квартале. Все, что ей удалось извлечь из него в момент уязвимости, это анемичное:

– Я не могу отрицать, что между нами есть связь.

И даже это ощущение будоражило, потому что обычно разговор о чувствах не шел, если только не о злости. Им разрешалось издеваться друг над другом, спорить, обвинять, трахаться и мириться. Смыть и повторить.