Хорошая компания

– Я все время о тебе думаю, – как-то вечером сказал он, гладя ее тело и раздевая ее. – Каждый день говорю себе, что не стану, а потом слышу твой голос, и ты с ума меня сводишь…

Она проигрывала тот разговор в голове, потому что в тот раз он открылся, что случалось нечасто.

– Почему ты не можешь остаться? – спросила она.

Она старалась, чтобы это не прозвучало так, будто она требует внимания, но это было непросто. Внимания она хотела.

– Масса причин, – ответил Джулиан.

Посмотрел на часы, и она поняла, что сейчас он скажет – ему пора. Это она тоже терпеть не могла: то, что его присутствие здесь держится на тончайшей ниточке; что угодно могло разрушить его сосредоточенность, и она чувствовала, как его внимание начинает уплывать, возвращается к той, другой жизни, к его настоящей жизни.

Намерение ее окрепло лишь на следующий день, когда он позвонил и спросил, не находила ли она кольцо. Он возвращался в Стоунем, в секту, к которой ей никогда не позволяли примкнуть.

– Кольцо? – спросила она. – Какое кольцо?

– Да ладно, Сидни. Я потерял кольцо. Ты его не находила?

– Ты вчера был без кольца. (Не соврала!)

Сидни понимала, что у нее кончается срок годности. В последнее время по Джулиану было видно, что он очень хочет со всем покончить. Она не знала, что делать с кольцом, но оно могло оказаться кстати. Как минимум сувенир. Почему бы ей не оставить кольцо у себя?

Неужели прошло всего пять месяцев, как у Дэвида случился инсульт? Марго казалось, что годы. Надо бы уже привыкнуть к тому, что ее мир, имевший четкую и определенную форму, без малейшего предупреждения рассеялся, оставив ее в тошнотворном бесконечном дрейфе, так что она начинала задумываться – не в этом ли смысл? Может, дрейф так и останется основным состоянием, а не переходным? Она выучилась терпеть непостоянство своей работы – это терпение было необходимо, чтобы выжить, – но, когда из-за удара Дэвида поплыла ее семейная жизнь, она сбежала. Марго этим не гордилась, просто ей нужно было сбежать.

Она так и не попала на прослушивание пьесы, которую надеялась прочитать в тот день, когда у Дэвида был удар. От страха и отчаяния она согласилась на поездку в Сиэтл с пьесой Куинна, хотя это и вернуло в ее жизнь его личный сорт токсичности, потому что, когда он только ее пригласил, она была тверже, крепко связана с Дэвидом, который задавал ее сердцу нужный ритм. По крайней мере, в прошлом. И снова будет, она была в этом уверена. Он всего несколько недель как вернулся домой из реабилитационного центра. Ему пока было трудно; и ей было трудно. Марго была готова остаться дома, но Дэвид настаивал, чтобы она поехала, и, честно говоря, ее не нужно было убеждать. Она наняла сиделку и физиотерапевта, который должен был приходить ежедневно. Флора пообещала заходить каждый день вместе с Руби, звонить Марго и рассказывать, как у Дэвида дела.

Постановка в Сиэтле обернулась бесконечным, тоскливым, вымокшим под дождем провалом. Пьеса не взлетела, а шлепнулась с тупым стуком под худшие рецензии в жизни Марго – и всей труппы. Ни один критик не дал спуску никому: пьесу назвали разочарованием и банальностью; актеры, казалось, не имели представления о тональности и весь вечер затягивали; режиссура хромала; осветитель отбросил на Марго неудачную тень в критический момент; и этому не было конца.

Что всегда занимало Марго, так это то, почему никто этого не предвидел. Никто не считал пьесу шедевром; над ней нужно было поработать – для этого и придумали выездную постановку, чтобы выйти из репзала на публику и увидеть, почувствовать, что работает, а что нет, но никто не думал, что случится совершенная катастрофа, пока о ней на начали писать в газетах. После рецензий в Сиэтле продажи билетов со скрежетом замерли. Продюсеры набивали зал студентами и стариками, которые во время спектакля дремали, а иногда искренне бесновались.