Хорошая компания

Флора и Джулиан. А, сложный случай. Не роман – такие откровения случались на семейной терапии сплошь и рядом, – но необходимость совмещать Флору и Джулиана и нужды каждого. Они ей оба нравились – умные, с развитой интуицией, осознанные, таким пациентам Мод всегда была рада. Она рылась в памяти, пытаясь вспомнить больше из того, о чем говорила Флора. Дело было давнее, их истории на складе, но Мод была почти уверена, что у Флоры проблемы были самые обычные, скажем так. Она много говорила о том, как пытается балансировать между работой и родительством, о личности и желаниях. Непросто, но привычно.

Но Джулиан? Джулиана она помнила очень отчетливо. И готова была допустить, что Флора отчасти права – Мод выбрала Джулиана, не потому, что он ей нравился больше или Флора нравилась ей недостаточно, но потому, что именно ему Мод, как ей казалось, могла помочь, ему помощь нужна была больше. Она никогда не забудет сессию, во время которой он раскрылся и рассказал о своем бурном, полном насилия детстве. Некоторые ее пациенты с подобным анамнезом были вечными жертвами, некоторые – колючими выжившими, но и тех и других тянуло причинять себе вред.

Она искренне огорчилась, узнав, что Флоре и Джулиану трудно. Тогда, давно, Мод верила, что они – хорошая пара, переживающая плохие времена. Она помнила, как они с Джулианом работали над его склонностью утаивать, характерной для взрослых, выросших в необходимости каждую минуту проверять температуру в комнате, – они становились умелыми лжецами, чтобы выжить в непредсказуемых течениях. Мод предупреждала Джулиана, как опасны тайны, как они, словно крошечные трещины, подрывают прочность отношений. Но у пациентов, которым приходилось скрывать свою домашнюю жизнь, исполненную стыда, было еще кое-что общее – тайны давали им ощущение безопасности. Правда была куда страшнее. Какой ужас можно сотворить с ребенком: использовать правду как оружие.

Мод села и сделала кое-какие заметки о своем разговоре с Флорой. Она велела Флоре не пропадать. Возможно, когда-нибудь Мод напишет книгу, и, хотя придется получать разрешение и убирать все подробности, по которым можно опознать пациента, это была интересная история, показательный случай. Мод было интересно, чем всё закончится.

Глава двадцать первая

Джулиан должен был предвидеть эту просьбу, но не предвидел. К тому времени, когда Флора предложила ему присоединиться к ней на терапии, он почти убедил себя, что ее беспокойство не имеет никакого отношения к тому, чем он занимается поздними вечерами. Джулиан смутно осознавал, какие нелепые оправдания выдумывает – самым главным было то, что когда он с Сидни, Флора и Руби уже спят и ни о чем не догадываются, а утром, когда они проснутся, он будет дома и щедро осыплет их своими сожалениями.

И все-таки Флора застала его врасплох, спросив, не хочет ли он к ней присоединиться.

– Мод думает, что, если мы будем ходить вместе, это может помочь.

Джулиану нужно было тогда же во всем признаться. Он мог взять Флору за руку и произнести пять самых тревожных слов в английском языке: «Мне нужно тебе кое-что сказать». Он мог положить всему конец: роману, лжи. Но еще до того, как они поженились, Флора ясно дала понять:

– Одного я тебе никогда не прощу. Если ты меня когда-нибудь обманешь, все будет кончено. Я не пройду через то, через что прошла моя мать. Никогда.

И с тех пор не случилось ничего, что заставило бы Джулиана поверить, что будет иначе.

Когда Флора узнавала, что кто-то из друзей оказывался неверен, в ее сердце сразу поднимался разводной мост. А такое бывало постоянно – боже милосердный, их ведь окружали актеры; кто-то вечно пересекал черту. Иногда то, что происходило на репетиции, или на сцене, или перед камерой, просачивалось в жизнь – это было неизбежно. Границы между жизнью и работой размывались. По необходимости актеры держали чувства ближе к поверхности, чем большинство людей, и, хотя Джулиан ни разу не сказал об этом Флоре, это было прикольно – влюбляться в кого-то на месяц, на неделю, на один вечер. Рамки восстанавливались не по щелчку; иногда черту так и не проводили заново, к радости таблоидов. Но Флора не терпела предательства, даже прелюбодеяния в сердце своем в стиле Джимми Картера. Она ясно дала это понять с самого начала: Джулиан был волен делать что угодно, чтобы сыграть роль, мог даже получать от этого удовольствие, но приносить это домой и говорить об этом с Флорой было нельзя. Она выставила условие.

А он совершил нечто куда худшее, чем краткое увлечение на площадке. Он был уверен, что с признанием между ними все будет кончено. И он пошел на терапию с Флорой и лгал. А потом Мод как-то спросила:

– Мы не касались вашей сексуальной жизни? Как у вас с ней?

– Все хорошо, – как-то слишком быстро ответила Флора.

– Джулиан?

– Все хорошо.

Мод позволила этим «хорошо» укорениться, набрать вес.

– Хорошо – это, наверное, хорошо, – сказала она. – Могло бы быть лучше?

– Да, – сказал Джулиан, решив чуть надавить. – Думаю, могло бы.

– Ну, да, – коротко отозвалась Флора, широко раскрыв глаза.