Хорошая сестра

Ферн сказала ей, что это была ее вина, поэтому мама, конечно, быстро придумала, как все скрыть. Но потом мириться с этим она не захотела. Все спрашивала меня: «Что произошло на самом деле?», «Скажи мне правду!» или «Ферн бы никогда…». Она впала в такое уныние, что ей пришлось обратиться к врачу за успокоительным, и от нее стало еще меньше толку, чем раньше. Шестнадцать лет назад двенадцатилетнему подростку вроде меня было несложно погуглить, как вводить инсулин в кожу волосистой части головы, поэтому, когда мама подсела на валиум, проблем с этим у меня не возникло. Я надеялась, что она умрет, но черепно-мозговая травма – тоже неплохо. Я думала, на этом все и закончится.

Но когда мама снова заговорила, советуя Ферн не отдавать мне ребенка, я поняла, что дело придется довести до конца. Я наблюдала за ней на расстоянии, так что знала, что ей становится лучше, еще задолго до того, как Ферн рассказала. Разве можно винить меня в том, что я пыталась защитить себя?

К тому времени я уже начала вести дневник якобы о своем браке. На самом деле было полной неожиданностью, когда Оуэн ни с того ни с сего объявил, что уходит от меня, потому что не знает, кто я на самом деле такая. Я пыталась убедить его остаться, но он был непреклонен, поэтому я пожелала ему доброго пути. Все равно он был мне не нужен. Я знала, что Ферн родит мне ребенка. Сестры делают такие вещи друг для друга.

А лучше всего то… что мне даже просить ее не пришлось. Надо было просто оставить «Элевит» на виду, остальное дело было за ней. Я не сомневалась, что Ферн пойдет на это ради меня. Она всегда делала то, что я просила. Конечно, я потратила целую жизнь на то, чтобы она зависела от меня. Вбила ей в голову, что на нее нельзя положиться – говорила ей, что она забыла купить по дороге молока или оставила духовку включенной. Что должна была покормить Альфи. О, последнее ей особенно запомнилось! В результате она делала все, что я просила, безропотно и безупречно. Именно это и делало ее такой замечательной сестрой. И она меня не подвела; всего десять дней отпуска под Мельбурном (он же Лондон) – и работа сделана.

Признаться, я запаниковала, когда узнала, что отец моего будущего ребенка – бездомный, но я сестренку недооценила. Ферн нашла единственного, должно быть, на всем белом свете, бездомного мультимиллионера, можете представить?! Думаю, малышка будет умным ребенком. И однажды, если я бы позволила ей разыскать своего настоящего отца, он обязан был бы выплатить нам миллионы алиментов! У меня все было продумано! Именно поэтому было так больно, когда Ферн решила от меня отвернуться. Не знаю, почему я так удивилась. Казалось, один за другим все от меня отворачивались. Папа, Оуэн. Почему бы и Ферн не последовать их примеру?

Вечером перед смертью мамы я принесла ей дневник, чтобы показать, что произойдет, если она будет советовать Ферн не отдавать мне ребенка. Тогда я увидела ее впервые за десять лет. Десять лет! Поначалу все было хорошо. Мама, казалось, была ошеломлена, увидев меня. Ее глаза наполнились слезами, она даже всхлипнула. Мне было очень приятно.

«Это твой шанс, мам, – подумала я, – наверстать упущенное время. Покажи мне, что эта черепно-мозговая травма вернула тебе здравый смысл».

Я бы простила ее. Я бы оставила прошлое в прошлом.

Но знаете, что она сказала?

– Не забирай ребенка у Ферн.

Десять лет. И вот что она сказала.

Ну кто станет винить меня за то, что я сделала?

Она не сопротивлялась, не боролась. А зачем? В прошлый раз, когда я пыталась убить ее, она отделалась лишь черепно-мозговой травмой. Мы обе знали, что второй раз этой ошибки я не допущу.

Откинувшись на стуле, я перечитала запись, которую только что сделала. Очевидно, это именно то, чего они от меня хотят. Все они. Полиция, Ферн и Уолли, мой тюремный психолог. Документальное доказательство того, что я виновата во всем. Удачи им с этим.

Я вырываю страницы и разрываю их на мелкие кусочки. Затем импульсивно бросаю их вверх, позволяя им сыпаться на меня, как дождь из конфетти. Пуф! Я не идиотка. Не собираюсь предоставлять им документальные доказательства, чтобы они сговорились против меня. За что? Я сделала всем одолжение. Билли был извращенцем, а мама должна была умереть шестнадцать лет назад.

А что до дочери Ферн – я единственная, кого волнует, чтобы ее не вырастил имбецил. Пара имбецилов!

Раз за разом, снова и снова люди от меня отворачиваются. Теперь я знаю: у меня никого нет. Даже Ферн. Ну и ладно! Я открываю дневник на чистой странице и беру в руки тюремную ручку с защитой от самоубийства. Нужно записать кое-что еще. Начну с того, как Ферн недавно интересовалась дозой инсулина и тем, как его правильно вводить. Расскажу, что они с мамой не ладили и она негодовала, что приходится навещать ее каждую неделю. Затем упомяну, что Ферн всегда нравился мой браслет. И наконец, несколько месяцев назад я согласилась одолжить его ей.

Как тебе такое, Ферн?