Читаем Хорошая жизнь полностью

Проснувшись, я помчалась на второй этаж, поскребла Валюшину дверь, пробежала коридор и спустилась по второй лестнице. Эта лестница упиралась в дверь кельи, где спала Влада, и я чуть не пересчитала все ступени, когда увидела Валюшу, спящую стоя рядом с гостиной кельей. В любом случае, я ее разбудила. Взяла колокол и начала обход двух этажей. К этому времени пожилые монахини уже просыпались. Как правило, от звона колокола просыпались только молодые. В коридорах слышалось шарканье и старческое покашливанье. Я обходила корпус, с ужасом думая о том, что произойдет, если наш план сорвется. Мы готовились к этому дню так долго, а теперь, когда он наступил, мне стало страшно. Наверное, Валюше тоже было страшно, но на ней лежала основная задача. Я вернулась в свою келью и начала ждать, когда Валя подаст сигнал. Она так стучала в дверь кельи для гостей, что не проснулся бы только покойник. Когда Влада открыла дверь, Валюша, схватив полотенце, под руку потащила ее умываться. На месте Влады я бы сильно удивилась такому поведению. Впрочем, не спросонья. Начался отсчет, семь минут. Я мысленно считала секунды. Чтобы сэкономить время, спустилась в подвал вместе с Валей. Нам нужно было не только успеть осуществить задуманное, нам нужно было сделать это так, чтобы никто из сестер нас не видел. Пару минут мы стояли в подвале и ждали, когда наверху стихнут шаги. Когда мы вошли в келью для гостей, у нас оставалось четыре минуты, но Валя уронила свой пакет на пороге кельи. Я посмотрела на нее как на вредителя. Валюша, заметившая в моих глазах упрек и таймер, знаком показала мне, сейчас все подниму. И тут я бросила считать, Валя, давай все так и оставим. Что значит так и оставим. Вот прямо так и оставим, здесь на пороге. Ну, нет же, не на пороге. Разбросаем по всей келье, будет весело. Маргарита, сухо сказала Валюша, мне никогда не приходилось сталкиваться с таким весельем, но, если ты считаешь, что нужно все разбросать, знай, я разбросаю. Мы обе давились смехом. Валя увлеченно разбрасывала подарки, а я сосредоточенно оформляла журнальный столик, чтобы хоть несколько сантиметров в этой комнате выглядели пристойно. Бежим, сказала я, и мы с Валюшей рванули к выходу, но обе остановились, посмотрели друг на друга и обернулись. Окно кельи закрывала темная гардина, и мы стояли в полумраке среди разбросанных по полу апельсинов, бананов, яблок, шоколадных конфет, коробок конфет и просто плиток шоколада. Стоявшее у стены пианино было засыпано розами, розы лежали на постели, прятались в складках одеяла, выглядывали из-под подушки. На журнальном столике, рядом с огромной митрополичьей просфорой и серебряным крестиком, горела высокая восковая свеча. И еще открытка, которую никто из нас не подписал. Пламя свечи отражалось в фольге конфет, так что весь пол странно подсвечивался. Запах шоколада смешался с запахом цедры, роз и тающего воска. Никогда в жизни не видела ничего красивее. У меня больше не будет такого праздника. Мы с Валюшей еще раз посмотрели друг на друга. Наверное, в моем взгляде тоже сквозило это сожаление, нужно уходить, а так хочется остаться. Нужно уходить. Мы вышли, и Валя осторожно прикрыла дверь.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза