Читаем Хорошая жизнь полностью

К возвращению Даши мне удалось избавиться от странной улыбки и блуждающего взгляда, правда, для этого пришлось замкнуться. Так или иначе, я не была прежней. Даша, поборница правды, пыталась выяснить, что произошло в ее отсутствие. Я молчала. Даша спрашивала. А я молчала. А Даша спрашивала. И тогда, с каким-то потрясающим ехидством, я осведомилась у нее, уверена ли она в том, что хочет узнать, что случилось. И сможет ли потом спокойно жить с этим. Да, ответила простая Даша. Ладно, говорю, слушай. Мы с Верой провели один день вместе, и нам было хорошо. Мы обе чувствовали сильное влечение друг к другу, нам совершенно не хотелось отвлекаться, однако в ключевой момент мы обе нашли в себе силы и остановились. Даша осталась сидеть перегоревшей лампочкой. Мне показалось, я слышу, как рвется нить накала. Нет выражения, нет реакции. Когда она пришла в себя, то спросила, почему же вы не сделали это. Мы. Не сделали это. Это. Отвечаю, я не сочла возможным сделать это с Верой, потому что Вера взрослый человек. У нее положение, о ней мнение, ей это не нужно. Мне стало жаль ее, вот и все. Даша перегорела дважды. Это. Даша начала возмущенно выговаривать, вместо того чтобы сказать, что ты не сделала это из-за меня, потому что ты меня любишь, ты говоришь, что не сделала это из-за Веры. Все правильно, из-за Веры, не хочу портить ей жизнь. Даша перегорела третий раз. Следующие дни были кошмарными. Она притворялась ко всему безразличной. Я понимала, что она может уйти, а может и остаться, но, в любом случае, погубит мои нервы.

Поэтому, когда Вера приехала, я попросила ее поговорить с Дашей, обсудить то, что между нами случилось. Донести до сознания Даши простую мысль, никто ее не собирается бросать, мы удержались от соблазна. Вера удивилась моей просьбе, и я удивилась своей просьбе. Но все же Вера взяла себя в руки и начала с Дашей телефонный разговор. Вере сорок шесть, Даше двадцать три. Вера годится Даше в матери, что Даша ей и транслирует. Вера, я смотрю на вас и удивляюсь. Вы мне в матери годитесь, но то, что вы говорите, звучит смешно. Даша перегибала палку, но будь я на ее месте, я бы перегнула больше. Вера, допустим, вы любите Риту, но жить с ней вы не можете, тогда скажите, что вы намерены делать. Выращивать тыквы, что же еще, подумала я. Вера ответила, я могла бы проявлять свою любовь, заботясь о Рите. Так замкнулся круг. В тот момент, именно тогда замкнулся круг. Сбылась мечта идиота в словах «заботиться о Рите». Вот Вера и заботилась. Как могла и когда могла. Честно заботилась обо мне. В собственном понимании значения этого слова заботилась. Сейчас мне даже не на что жаловаться, меня еще в начале пути предупредили, любовь проявляется в заботе, и я не только услышала, я прочно запомнила. Но тогда, на фоне маленькой, глупо добивающейся своего сомнительного счастья Даши, Вера выглядела мудрой и благородной. Она тонко и умно обвела Дашу вокруг ели трижды, смущаясь и показывая неловкость, вызвала в Даше слепую ненависть. И меня обвела вокруг ели, и себя. На всякий случай. Все мы были готовы к тому, что Даша сорвется. Следом сорвусь я, а Вера останется Верой. Она нисколько не удивится моему ночному звонку с жалобой. После слов «проявлять свою любовь, заботясь о Рите», машина Веры будет стоять с поднятыми парусами, а ее квартира будет готова принять меня. Импровизированная режиссура после ослепительного дня невинности.

Спустя пять месяцев я спрошу у Веры, зачем ты построила для меня хоспис. И не только для меня, для всех, кто хоть как-нибудь с тобой связан. Любой приходящий к тебе может надеяться на то, что ты погладишь его по голове и выслушаешь длящееся годами нытье. Ты никогда не скажешь ему, что он сорокалетний подкаблучник, ненавидящий свою жену. Он спокойно мог бы развестись с ней хотя бы потому, что давно ее ненавидит. Но он не может с ней развестись, потому что он трус. И этого мало. Он пораженческих настроений, он завидует партийным товарищам и не может преуспеть ни на одной работе. Даже на той, о которой полгода назад мечтал. Он полный мудак, и у него нет шансов узнать о себе ничего до тех пор, пока ты гладишь его по мудацкой его голове. Гладишь, и слушаешь новый бред о деньгах, которые ему сегодня нужно отнести жене. Только денег нет, потому что вчера он потратил их на очередную шлюху. Я скажу, Вера, так происходит всегда, это отчетливо видно, и это малопонятно. Скажу, не хочешь лечить его, не лечи, но зачем я лежу в твоем хосписе вместе с ним. Либо поставь диагноз и начни интенсивную терапию, либо выпиши меня. Вера ответит, в твоих словах что-то есть, мне нужно подумать, возможно, ты права. Вряд ли она всерьез думала об этом. Когда твоя жизнь становится похожей на удобную обувь, тебе незачем покупать новую. В старой уже хорошо.

<p>Аплодисменты</p></span><span>
Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза