В голосе она уловила техасские, хотя и не начальственные, нотки. Хьюстонская растяжка, сдобренная качественным образованием. Летти глянула ему в лицо. Гладко выбрит. Без очков. Идеальные зубы. Шестьдесят семь никогда не дашь.
– Как здесь красиво, Джонни, – сказала она.
– Мне тоже так кажется. Но эта красота меркнет рядом с вашей. Отбились от своих…
Летти перевела глаза туда, куда он бросал корм, и увидела, как воду разрезают серые плавники.
– Песчаные акулы, – сказал Фитч. – Не беспокойтесь. Абсолютно безвредные. В рифах им спокойнее. Мама и детеныши.
Он снова предложил ей руку. Они прошли по длинному причалу. Над заостренными дубами, какие росли на всем острове, просматривался купол дома. Если верить карте и словам Хавьера, там и располагался рабочий офис Фитча.
– Как прокатились? – спросил Джонни.
– Отлично. Ваша яхта – просто супер.
– Последствия кризиса среднего возраста, как говорят некоторые.
Летти оглянулась через плечо. Джеймс и безымянный водитель шли следом на почтительном расстоянии.
– О них можете больше не думать, – сказал Фитч. – Знаю, Джеймс вас обыскал, и прошу прощения за это варварское вторжение, но тут ничего не поделаешь.
– Ладно, ничего страшного.
– Теперь вы
– Рада это слышать, – сказала Летти. – Вы давно живете здесь?
– В прошлой жизни я по большей части обитал в Хьюстоне. Еще было зимнее гнездышко в Аспене. Квартира на Манхэттене. Разумеется, сейчас все это ушло. Но лет двадцать назад я купил этот риф – тогда здесь было четырнадцать акров чистейшего рая. Сам спроектировал дом. Его я всегда любил больше других. Вид на океан из каждой комнаты.
Они ступили на берег. Их ждал мужчина лет пятидесяти, в зеленоватых брюках и обычной рубашке с короткими рукавами.
– Селена, это Мануэль, мой комендант и домоправитель. Он со мной уже… сколько лет, Мануэль?
– С того дня, как вы купили этот остров. Живу здесь двадцать два года.
– Прежде чем пойдем в дом, – сказал Фитч, – предлагаю прогуляться по пляжу.
Он скинул сандалии.
Мануэль повернулся к Летти.
– Если отдадите свои туфли, я занесу их в дом.
Она наклонилась и расстегнула свои лодочки. Вышла из них, подобрала и протянула Мануэлю.
– Сумочка?
– Пусть будет при мне.
– Спасибо, Мануэль, – сказал Фитч.
– Конечно, сэр.
– Ты поедешь в Ки-Уэст вместе с Энджи?
– Да, я поеду с ней.
– Спасибо тебе, старый друг.
Летти и Фитч пошли босиком по насыпному пляжу.
– Мануэль приплыл сюда на плоту. Половина из них тогда погибло. Всю свою зарплату отсылает в Гавану. Достойный человек. Преданный. Начиная с завтрашнего дня ему больше никогда не надо будет работать. Он еще об этом не знает.
Песок был мягкий, ярко-белый и еще теплый от лучей солнца. Стоял полный штиль, никаких волн. И никаких судов в зоне слышимости. Слух улавливал разве что шелест листьев, пение птицы где-то в глубине острова – и это почти все. Вода искрилась яркой зеленью.
Фитч поднял ракушку, на которую едва не наступила Летти.
– Как-то на этом берегу, – сказал он, – я подобрал ракушку, которую занесло сюда полуденным приливом. Всего-навсего белая раковина из моря, но она пробудила во мне приятные воспоминания. О другом береге, где водятся ракушки поярче, где я стоял между волнорезами и был не один…
– Как чудесно, – сказала Летти.
Они шли вдоль берега. Казалось, с каждой секундой солнце растворяется, его свечение окрашивает далекие рифы облаков.
– Поэтому я и выбрал эти края, – сказал Фитч. – Нигде в мире больше нет таких закатов. Ага, пришли.
Они оказались у оконечности острова. На песке, в тени кокосовой пальмы, их ждали два кресла ручной работы. Они были развернуты на запад, между ними стояли ведерко со льдом и небольшой деревянный короб.
Летти и Фитч по песку подошли к креслам. Закат разлился по горизонту, походя на кряжи оранжевых гор. Ветра не было. Поверхность воды – неподвижное стекло.
Летти взглянула на короб. Наверху стоял штамп:
Heidsieck & C Monopole
Gout Americain
Vintage 1907
№ 1931
Из ведерка со льдом Фитч достал бутылку без этикетки. Посмотрел сквозь нее на угасающий свет. Бутылка была зеленая, истертая. Он взялся ее открывать.
– Не простая бутылка, – сказала Летти. – Со своим коробом.
– Эту бутылку везли семье русского царя, но судно торпедировали немцы. Какими были последние мысли этих молодых моряков? Всего полчаса… Они знали, что жить им еще полчаса и отвести смерть они не могут. Оставалось только ждать, смотреть, как утекают последние минуты…
– В каком году это было?
– В тысяча девятьсот шестнадцатом. Урожай седьмого года, значит…
– Этому вину сто девять лет? – Он кивнул. – О господи…
– Его нашли на затонувшем корабле восемнадцать лет назад. Бутылки прекрасно сохранились на дне океана. Оказалось, это вино – не просто редкость и представляет собой историческую ценность, оно еще и хорошо на вкус. Я купил одну бутылку для особого случая. Думаю, сегодняшний вечер – как раз такой случай. Достаньте бокалы, пожалуйста.
Летти сунула руку в короб и извлекла оттуда два хрустальных фужера для шампанского.
– Давайте, спрашивайте, – сказал Фитч, вынимая пробку.
– Что спрашивать?