Хорошее соседство

Суд? Темнокожим никогда не удается выиграть суд. Это будет бессмысленная, жалкая борьба, превращенная в фарс. Недели без сна, выматывающая тошнота, надежда и страх, сжимающие его желудок (и желудок его матери), пока окружной прокурор в своих пресс-конференциях говорит о «таких мальчиках, как Ксавьер», о том, что «изнасилования на свиданиях приняли характер национальной угрозы». Тысячи и тысячи долларов, потраченных на то, чтобы он сидел в зале суда, где его будут исследовать под микроскопом, будут говорить ложь и плевать на правду, будут заживо разрывать его на части на потеху богатым белым людям, которые несколько десятилетий назад с удовольствием смотрели бы, как он качается в петле.

Нет.

– Ксавьер? – вновь позвал Карл Харрингтон.

– Да. Да, я все слышал.

– Во вторник я подаю отчет. Ты должен принять решение до утра понедельника.

Губы Ксавьера двигались с трудом.

– Я понял.

– Мне пора бежать. Можешь позвонить Эверли? Мне очень жаль, что так вышло, друг.

– Разберемся, – Ксавьер сбросил звонок.

* * *

Мы заявляем о праве каждого из нас быть человеком, быть личностью, иметь все права, данные человеку, быть уважаемыми, как любое человеческое существо в этом обществе, на этой земле, в этот день, и мы намерены получить это право любыми необходимыми средствами, – сказал Малкольм Икс[22].

Ксавьер закрыл книгу, поставил обратно на полку. Подошел к компьютеру, открыл закладку на странице ютуба.

Мы все, независимо от цвета нашей кожи, связаны моральным долгом требовать равного и справедливого обращения со всеми женщинами и мужчинами в соответствии с законом. Когда же структуры закона подводят нас, наш моральный долг обязывает нас использовать все имеющиеся в нашем распоряжении инструменты, чтобы пресечь несправедливость, – сказал Том Алстон-Холт.

* * *

Когда Вэлери вернулась домой, Ксавьер вновь сидел за кухонным столом. Он не позвонил Эверли и сделал вид, что Харрингтон не звонил. Он все обдумал. Помощь Харрингтона ему больше не требовалась.

– Ну что, нашла платье? – спросил он. Вэлери поставила сумку на стол.

– Да, но мне правда кажется, лучше будет…

– Ты несколько месяцев собиралась поехать туда, – сказал Ксавьер. – Вот и давай. Нечего со мной нянчиться.

– Что ты будешь делать все выходные?

– Читать. Смотреть всякую чепуху. Все то же самое, как если бы ты была дома. Поезжай туда, ладно? Ты стареешь каждую секунду, в которую трясешься надо мной.

– Зай…

– Да это просто обидно, если хочешь знать. Мне не четыре года.

– Ты прав. Прости. Я уже восемнадцать лет твоя мать, и мне трудно перестроиться. Но ты прав. Я поеду с Крисом. Повеселюсь немного. И к понедельнику вернусь домой. Не скучай.

Ксавьер кивнул, словно обрадовался такому положению дел. Он не радовался, но надеялся, что сможет держаться за свои убеждения с силой, которую ему внушило столько мужчин и женщин, включая его родителей. Он видел лишь одно правильное решение.

Глава 47

Чудовищные две недели, проведенные под микроскопом семьи, превратили Джунипер в бледную тень самой себя. Она с трудом ела, почти не спала. Что теперь с Ксавьером? Как он выдержал допрос? Нашел ли он ее записку? Пытался ли связаться с ней – или решил никогда больше этого не делать? Она представляла, как он внушает себе: забудь ее, от нее одни проблемы. Она представляла, как он ее забывает.

Взрослые – включая Джулию и Лотти, которые пожили с ними две недели, но потом вернулись домой, потому что Лотти нужно было посещать врача, – стали с ней еще строже: ограничили доступ к телефону, контролировали все ее занятия. Чего они так боялись? Думали, что они с Заем планируют удрать, скажем, в Монтану или еще куда-нибудь, где можно навсегда скрыться от посторонних глаз?

Если бы.

Никто не говорил с ней ни о чем, кроме того, как прекрасно отдохнуть на природе, прийти в себя после пережитого стресса. Пешие прогулки. Свежий воздух. Водопады. Птицы. Медведи. «Ты столкнулась с таким кошмаром! Тебе нужно восстановиться!» Однажды мать сказала: «Не говори мне о любви. Он тебя не любит, он просто тебя использовал, Джуни. Что бы с ним ни случилось, он это заслужил».