Хороши в постели

Перед нами тут же появились четыре стопки текилы, за которые, без сомнения, заплатили четыре разных воздыхателя. Макси взяла одну и внимательно посмотрела на меня. Я последовала примеру. Мы опрокинули в себя текилу. Я поставила стопку на место, морщась от жжения в горле.

Мы все-таки добрались до «Боровов и телок». Поздно пообедали в «Верджиле», где попробовали ребрышки, курицу на гриле, банановый пудинг и сырную кашу. Купили по шесть пар обуви у Стива Мэддена. После отправились в бьюти-бар и накупили всевозможной косметики – я ограничилась тенями для век песочного цвета и тональным кремом, а Макси смела все, что было с глиттером. В итоге сумма потянула на гораздо больше, чем я рассчитывала потратить на обувь или косметику за целый год, а то и за несколько лет вперед, но я смекнула: а когда еще выпадет шанс прошвырнуться по магазинам с настоящей кинозвездой?

– Знаешь, что я думаю? – повторила Макси.

– И что же?

– Думаю, у нас действительно много общего. Все дело в теле.

– Хм? – сощурилась я.

– Нами управляют наши тела, – проговорила она и хлебнула пива, которое ей тоже кто-то прислал.

Мне это заявление показалось очень глубокомысленным. Возможно, потому что я была здорово навеселе.

– Ты зациклилась на теле, которое, по твоей теории, мужчины не хотят…

– Уже немного больше, чем просто теория, – заметила я, но Макси не собиралась прерывать монолог.

– А я боюсь, что если начну есть все, что хочется, и перестану выглядеть так, как выгляжу, меня никто не захочет. Более того, – добавила она, пристально глядя на меня сквозь сигаретный дым, – мне перестанут платить. Так что я тоже застряла. Но на самом деле это все ловушка восприятия. Ты думаешь, что тебе надо похудеть, чтобы тебя полюбили, я считаю, что стоит мне набрать вес, меня никто не будет любить. Что нам действительно надо, – она стукнула кулаком по стойке для пущей убедительности, – это перестать думать о себе как о телах. И начать думать о себе как о людях.

Я уставилась на нее в полном восхищении.

– Оч-чень гл-л-лубоко.

Макси от души глотнула пива.

– Ага. Услышала у Опры.

Я хлопнула еще стопку.

– Опра мощная. Но, должна сказать, при всем при этом, я бы скорее предпочла оказаться в ловушке в твоем теле, чем в своем. По крайней мере, могла бы носить бикини.

– Как ты не понимаешь? Мы обе в тюрьме! В тюрьме плоти.

Я хихикнула, Макси посмотрела на меня оскорбленно:

– Что, ты не согласна?

– Нет, согласна. – Я фыркнула. – Просто «Тюрьма плоти» звучит как название порнушки.

– Ну ладно, – выдавила Макси, отсмеявшись. – Но у меня веские доводы.

– Конечно, – закивала я. – Я знаю, что не стоит зацикливаться на том, как я выгляжу. Я хочу жить в мире, где о людях судят по тому, кто они, а не по тому, какой размер одежды они носят.

Я прервалась на очередной тяжкий вздох.

– Но знаешь, чего я хочу больше всего? – Макси выжидающе на меня смотрела, я, поколебавшись, взяла еще текилы. – Я хочу забыть о Брюсе.

– У меня на этот счет тоже есть теория, – торжественно объявила Макси. – Теория, что ненависть лечит.

Она чокнулась своим шотом с моим. Мы проглотили текилу и вернули стопки на липкую барную стойку, над которой на веревке мягко покачивались бюстгальтеры, красовавшиеся когда-то на грудях знаменитостей.

– Я не могу его ненавидеть, – грустно сказала я.

Внезапно показалось, что мои губы складывают слова где-то в метре перед лицом, как будто они отправились искать лучшей доли. Такой побочный эффект случался, когда я слишком увлекалась возлияниями. И появлялось странное ощущение в коленях, запястьях и локтях. Как будто суставы начинали расшатываться. А еще, когда я напивалась, на меня накатывала ностальгия. И вот сейчас, потому что в музыкальном автомате включились «Грейтфул Дэд» («Кэссиди» – определила я песню), я вспоминала, как мы заезжали за другом Брюса, Джорджем, по дороге на концерт этой группы, и пока ждали, проскользнули в кабинет. И там я сделала Брюсу очень быстрый, очень горячий минет под оленьей головой, висящей на стене.

Физически я пребывала в баре, но мысленно стояла перед Брюсом на коленях, стискивала его ягодицы, его колени упирались мне в грудь, когда он вздрагивал и ахал, и выдыхал признания в любви, и я думала, что создана только для этого и ничего больше.

– Можешь, конечно, – настояла Макси, вытаскивая меня из болота прошлого в пропитанное текилой настоящее. – Расскажи мне самое плохое о нем.

– Он ужасный неряха.

Она очаровательно сморщила носик:

– Это не так уж плохо.

– О, ты просто не представляешь. У него же длинные волосы, и они попадали в слив душа, понимаешь? И он никогда не чистил слив. Просто время от времени брал этот клок покрытых пеной и просто складывал в угол, на бортик ванны. Когда я увидела это в первый раз, то заорала в голос.

Мы выпили еще по шоту. Щеки Макси раскраснелись, глаза блестели.

– А еще у него отвратительные ногти на ногах. – Я рыгнула как могла деликатнее, прикрывшись тыльной стороной ладони. – Желтые, толстые и слоятся…

– Грибок, – со знанием дела кивнула Макси.