Хорошие девочки не умирают

Щелканье становилось громче с каждой секундой. Казалось, звуки производило множество каких-то существ, насекомых – словно улей вырвался на свободу. Мэгги оглянулась и увидела лицо Бет, глаза, полные ужаса.

– Пауки, – прошептала Бет. Она задыхалась.

– Откуда ты знаешь, что это… – начала Мэгги, но потом увидела их.

Да, это были пауки. Бесчисленное множество пауков, больших и маленьких; целая масса приближалась к ним, подобно гигантской волне. Мэгги обычно не боялась пауков. Но вид такого количества этих тварей, которые ползли на нее, пробудил у нее в душе какой-то первобытный страх. Казалось, это были не обычные, земные пауки, а инопланетные существа.

– О боже, бежим, бежим, бежим! – крикнула Натали, оттолкнула Санию и бросилась в чащу, ломая ветки и листья.

– Нет, не надо! – крикнула Мэгги, но не могла им помешать, все бежали, и она тоже побежала, забыв о возможных капканах, ямах, минах и прочем, потому что это было неестественно; это было неправильно. Пауки не собираются в таком количестве и не бросаются на людей; они не ползают с такой скоростью.

Эти гады что-то сделали с пауками, а может, специально создали их, может, это какие-то роботы. Но неважно, роботы или отравленные пауки – их наверняка послали, чтобы заставить нас бежать куда глаза глядят. Мы слишком медленно двигаемся. Они наблюдают за нами, им стало скучно, хочется новых развлечений.

Мэгги упрекнула себя за то, что никак не может перестать размышлять о загадочных похитителях, не может отключиться от этого, прекратить искать решение уравнения. Она всегда была такой: если у нее возникал какой-то вопрос, она не успокаивалась, пока не находила ответ. Три спутницы сильно опередили ее. Бет бежала впереди всех, и Мэгги удивилась. Как она может бегать, если у нее проблемы с легкими, она постоянно задыхается и едва идет?

Она действительно боится пауков. Очень, очень боится. Может, выброс адреналина снял спазм бронхов. Как это вообще работает?

Сания бежала за Бет, а Натали была ближе всего к Мэгги, на расстоянии около десяти футов. Мэгги почувствовала, как что-то коснулось ее затылка. Она смахнула существо, но маленькие мохнатые лапки цеплялись за ее пальцы.

Не смотри, не смотри, просто беги.

– Помогите, – раздался голос из зарослей. – Помогите мне.

Мэгги задержалась, пытаясь найти женщину, которая звала на помощь. Несколько пауков забрались на ноги, и Мэгги сбросила их палкой, но это было бесполезно. Она знала, что, если остановится, волна пауков накроет ее, они заползут на ее тело, начнут плести паутину, и она превратится в мумию.

– Помогите, – снова этот голос, отчаянный голос умирающей.

И тогда Мэгги увидела ее. Это была «Номер девять», та женщина, которая отказалась делиться едой. Ей оторвало правую ногу по колено, и она лежала в луже потемневшей крови. Очевидно, она наступила на мину – возможно, это была не такая мощная мина, как та, что разнесла Рони на куски.

Спутницы бросили ее, оставили умирать в одиночестве. Мэгги поразило то, что женщина была еще в сознании после такой сильной потери крови. С другой стороны, людям свойственно удивительно сильное желание жить.

«Номер девять» заметила Мэгги, в глазах ее зажглась надежда.

– Помоги. Пожалуйста, помоги.

Мэгги буквально приросла к месту, и пауки снова заползали ей на ноги. Она пыталась не думать об этом, кое-как стряхивала их. Она не знала, что делать. Мэгги понимала, что одной ей не под силу будет помочь раненой. Остальные три ее спутницы уже скрылись в лесу. И даже если бы Мэгги каким-то образом удалось поднять и потащить на себе «Номер девять», что ей было делать дальше? Здесь, в лабиринте, она не могла ни остановить кровотечение, ни сделать переливание крови.

«Номер девять» с умоляющим видом потянулась к Мэгги.

– Помоги мне. Не бросай меня.

– Я не могу… – начала Мэгги и поняла, что могла бы не отвечать. Это уже не имело значения. Черная масса накрыла «Номер девять», и она начала кричать.

– О боже… – повторяла Мэгги, бросаясь бежать за остальными. Вопли несчастной разносились по лесу. – О боже. О боже. О боже.

Что я наделала? Что я должна была сделать?

Она бежала, отбивалась от пауков, которые ползали по груди и плечам, забирались в волосы. Она бежала и кричала, плакала и молилась о том, чтобы не наступить на мину, потому что не видела, куда бежит, не знала, где подстерегает опасность, и не могла избавиться от чувства, будто сейчас совершила нечто ужасное, нечто непоправимое, нечто такое, чего не следовало, нельзя было делать.