Хорошие люди

Нас довезли до боковых ворот. Мы были счастливы, что наконец-то выгрузились, и ничего больше не хотели, никакой «Зарницы». Но нам говорят: сейчас массы пойдут на штурм, а вы должны защищать ворота. Ну ладно, остались у ворот — ворота двустворчатые, в которые машины проезжают в столовую. И вот с воплями приперся лагерь, причем ор слышался далеко, за километр. Без ропота и сомненья мы заняли оборону. И когда уже поклялись друг другу биться до последнего — победа или смерть, — толпа равнодушно прошла мимо нас, никто на штурм не пошел. Зачем, если есть другие ворота? На этом «Зарница» и закончилась. Нам потом завидовали все: мол, вы катались целый день, а мы мотались туда-обратно. Честное слово, сидеть как мокрые курицы в грязном овраге, а потом задыхаться в душегубке грузовика было ничуть не лучше.

* * *

Людмила объявила, что первым делом идем в душ, и отправила нас в палату за банными принадлежностями. Мы уже почти собрались, когда в комнату залетела деловая Тыковка.

— Ася, ты завтра дежурная! — сказала громко, чтобы и мы услышали.

— Я не могу, — встрепенулась та, губы у нее задрожали от волнения. — Завтра ж родительский день, ко мне мама приедет.

— Надо говорить только правду, вранье твое никому не нужно. У тебя нет мамы.

Тыковка взяла с тумбочки фотографию Асиной мамы, отшвырнула ее с презрением, а потом неожиданно вырвала из рук Аси телефон и протянула нам:

— Вы думаете, она все время звонит маме? Посмотрите, она даже номер при этом не набирает.

Тыковка торжествовала и смотрела на нас неуютным взглядом скорпиона, убивающего исподтишка. Первой опомнилась скромная Алсушка. Одним молниеносным движением она стащила простыню с кровати и набросила на Тыкву. Мы повалили «членистоногую» на пол и задали ей баню:

One, Two, Three, Four, Five, Six, Seven —
All good children go to heaven…

* * *

Собрались и идем за Людмилой в душевую. «Дрянь! — думаю. — Рассказала все Тыковке». Ася бледна, Эдита в эмоциях и плачет, стараясь скрыть слезы длинными черными локонами. Пока идем, незаметно передаю Адель пузырьки с зеленкой.

— Я отвлеку Людмилу, — шепчу ей, — а ты вольешь ей это в шампунь.

Адель кивает, она понимает с полуслова. Хорошо б, конечно, и синьки добавить, да где ее возьмешь сейчас в лагере?

Раздевшись, заходим в душевую, Людмила мешкает, а когда появляется в дверях, я делаю знак Адельке и… замираю с глупо вытаращенными глазами, вмиг задохнувшись, как от неожиданного удара: май гяд — вместо угрюмой очкастой мымры в проеме светится, улыбаясь, Людмила, волосы, вечно прибранные назад в лошадиный хвост, распущены и каскадами льются на плечи и грудь, фигурка — вылитая леди Мадонна, и кожа не загоревшая, а природно смуглая, она чертовски эффектна, и я это понимаю.

— Что с тобой, Юля? — подошла ко мне и дотронулась до лба рукой. — Ты себя хорошо чувствуешь?

— Да… Нет… — теряюсь, не зная, что сказать, понимаю, что надо как-то отвлечь вожатую.

Аделька уже юркнула с шампунем обратно в раздевалку и сейчас колдует над ним. Что ж сказать-то, надо тянуть время. «У вас шикарная темная кожа, как у негритянки…» Нет, не пойдет, это мне нравятся негритоски, а она может обидеться. «У вас чисто модельная фигурка. Зачем же вы одеваетесь так стремно?» Не, «стремно» тоже не подходит…

— Там… там… — постепенно прихожу в себя, — там дырка в стене (показываю, не глядя, куда-то в сторону), мальчишки подсматривают…

Людмила инстинктивно прикрывается руками.

— Где?

— Вон там, — теперь показываю уверенно и вижу сбитый кафель.

Подходим к стене.

— Как не стыдно! — возмущается Людмила, поскольку действительно обнаруживается дырка, проделанная кем-то из чемоданной комнаты. Девчонки визжат, быстро затыкают чем-то дырку. В это время появляется Адель и кивает мне: дескать, все в порядке. И тут я начинаю представлять, как Людмила выливает на себя шампунь, как зеленка растекается по густым волосам, льется по лицу и смуглому телу, как вожатая постепенно превращается в подобие измазанной растекшейся краской Маринки на дне Нептуна. Нет, я не могу на такое смотреть.

— Ну, я пойду, — говорю я.

— А мыться?

— Я это… я шампунь в палате оставила на кровати, щас принесу.

— Нашла проблему, — улыбнулась Людмила, — я поделюсь с тобой.

И пошла, и принесла, и протянула мне свой шампунь — на, бери! (Так трогательно!) Я приняла, как принимают саперы неразорвавшуюся гранату — Аделька в трансе мотала головой и чуть не кричала — не вздумай! И тогда я решилась: пошла под душ и вылила на себя весь флакон — приятно пахло морским египетским берегом, где сейчас отдыхала Лизка, и одновременно больницей, куда я однажды попала с воспалением легких и невообразимым жаром, все тогда беспокоились и заботились обо мне, и мама никуда не уходила, и все держала мою руку в своей, и мне было приятно, что я всем нужна, а поэтому старалась побыстрее выздороветь…

* * *