— Представляешь, она звонит целыми днями несуществующей матери? — Ад ель глубоко задумалась. — А ты давно звонила маме?
— Давно.
Вернулись в палату, достали из тумбочек телефоны и пошли на веранду звонить.
— Что случилось, ребенок? — голос мамы спросонья встревоженный.
— Извини, что поздно, захотелось сильно услышать твой голос. Я люблю тебя, мама.
— Милый ребенок, и я тебя люблю сильно!
— Мам, когда приедешь, привези с собой фото — то, где вы с папой. Хочу, чтобы вы были всегда со мной.
Когда мы вернулись, Аська еще не спала: «Девчонки, в воскресенье моя мама приедет». Мы хранили трагическое молчание и только кивали понимающе. It gets harder every day, I don't know what to do.
5
Девки со второго отряда достали. Прохода не дают. Им лишь бы обсмеять людей, а сами-то ничуть не лучше. Вот и сегодня утром Маринка пытается позорить нас с Адель. Опять при Артуре — между нами, тупом баране, который так и не откликается на крик израненной души, — Адель скукожилась и все стерпела, типа справедливо. Но я решила позлить мерзавок.
— Хотите тюльпанчик? — спрашиваю невинным голосочком.
Они не были готовы к нестандартному мышлению. «Компьютеры» старого поколения сразу же и глюкнули, что-то не срослось. Ушли в непонятках. А все же просто, если смотреть приличные фильмы. «Девять дюймов», к примеру. «Хотите тюльпанчик?» — означает «вам конец, готовьтесь к смерти».
— Давай наплюем в их еду, когда будем дежурить в столовой, — шепнула Адель, терпеливо снеся обиду.
— Нет, — отрезала я твердо и продолжила довольно патетично: — Ты сейчас девушка в любви и не имеешь права опускаться до подлостей, иначе ожесточится сердце твое. Но знай, что месть наша будет ужасной!
— Господи, помоги нам! — закончила Адель, возвела к небу ясные очи и развеселилась.
Я нахмурила брови: не больно-то люблю такие шутки. Но тут взошло солнце, и я сказала: «Все в порядке!»
Середина лета, экватор. Про день Нептуна я была наслышана от подружек, которые в лагере не в первый раз, и все мечтала поучаствовать в нем. Но ответственными назначили наших врагов — второй отряд. Что и говорить, мы им завидовали. Только представьте: каждый день в тихий час, когда мы вынуждены были притворяться спящими, они ходили на Дему и репетировали — девчонки должны были изображать русалок. Они хвастались потом, что им разрешают купаться.
И вот настал долгожданный день; чуть ли не после завтрака «актеры» убежали на генеральную репетицию, а праздник должен был состояться сразу после тихого часа. Счастливые русалки были с сильно подведенными глазами — наверное, не одна коробка вожатских теней пошла на их, так сказать, макияж, — с зелеными волосами-париками из марли, крашенной в зеленые тона. И вот они, значит, умчались. Нам ничего не оставалось делать, как дожидаться окончания тихого часа. Но к назначенному времени небо, бывшее до того безоблачным, неожиданно затянулось тучами, стало темно, и, когда тихий час закончился, полил не то что дождик, а настоящий ливень сплошной стеной, какой редко бывает, — просто ни словом сказать, ни пером описать. В это время мы были на полднике в столовой, откуда местность от Демы до лагеря хорошо просматривается, и стали свидетелями необыкновенного спектакля: со стороны реки по грязной дороге бежали силуэты всякой нечисти — русалки, водяные, омутники, — причем с них, когда они добежали до столовой, текло по волосам и лицам нечто зеленое и синее, все это размазывалось… Они стояли босиком в столовой, грязные с ног до головы, несчастные такие. Простите меня, но не смеяться было невозможно. Рома веселился с нами, хоть и сдержанно, Жора откровенно валялся — так его трясло. Людмила, естественно, нас не одобрила. Опозоренных русалок отправили в душ отмываться, а хохоту хватило до конца смены. Нечего и говорить, что праздник не состоялся, зато мы были отомщены и утешились зрелищем.
После отбоя к нам в палату явился старший вожатый Жора. Оглядел всех озорным глазом и ткнул поочередно пальцем:
— Ты, ты, ты, ты и ты — вы будете диверсантами. — И больше ничего не сказал.
Мы поломали головы — что бы это значило? — и уснули, а утром вроде ничего не происходило такого, из ряда вон выходящего, все пошли на завтрак, весь лагерь, как обычно. И только в столовой узнали, что сегодня «Зарница».