Хорошие люди

Конфет, конечно, не оказалось, и мне пришлось плестись за ними в магазин. Когда я вернулся, девочка вовсю играла в свои девичьи игры и словно не замечала меня.

— Как тебя зовут? — спросил я, но она не ответила, увлеченная игрой. «Ладно, узнаю позже», — подумал я. Потом мы пили чай, и я удивлялся ее непоседливости, из-за которой чай был разлит, крошки кекса сыпались направо и налево и пятна варенья постепенно сливались в озера на совершенно новой скатерти. Я и сам не отличаюсь аккуратностью, поэтому, поняв, что генеральной уборки не избежать, смирился и занялся срочными делами. Только шум детской игры никак не давал сосредоточиться, и я раздражался, а девочка задавала бесконечные глупые вопросы:

— А почему у тебя шторы всегда задернуты? Ты что, не любишь солнечного света?

— Просто я не люблю, когда кто-то вторгается в мой мир, — несколько грубо ответил я. — Не пора ли тебе домой?

Она вздохнула, взяла куклу и ушла, рассерженная, даже не попрощавшись.

А ночью я проснулся от детского плача. Я был в шоке, когда, включив свет, увидел девочку, сидящую на кровати напротив моего дивана, однако объяснил все тем, что забыл запереть дверь. Девочка всхлипывала. И хотя в последнее время женские слезы не вызывали во мне жалости, я участливо спросил:

— Что с тобой, откуда ты?

— Меня никто не любит, — еле выговорила она сквозь слезы.

— Почему это никто? Вот я, например, — соврал я, и она обвила мою шею тоненькими ручками. Я был тронут столь неожиданным доверием и, уложив девочку спать, сам уснул несколько озадаченный.

С этого дня, а вернее — ночи, я перестал быть одиноким. Девочка приходила ко мне и уходила неведомо куда, когда ей заблагорассудится. Сначала я мирился с этим, затем привык, а потом стал скучать без нее, все-таки вдвоем всегда веселее, нежели одному. Кроме того, мне приходилось заботиться о ней, а когда заботишься о ком-либо, забываешь о собственных невзгодах и в жизни появляется хоть какой-то смысл.

Глава 3 История с Гитлером

— Смысл жизни в том, чтобы его искать, — уверенно произнес Калюля, изрядно отпив пива из бокала и яростно вращая глазами, — а вот когда его найдешь, тогда и будешь счастлив, как все великие. Надо быть великим. Маленький человек никогда не будет счастлив.

Он горестно ухмыльнулся, и от его улыбки стало еще сумрачней в и без того темном пивном погребке, где мы общались последние полтора часа, просаживая мою скромную зарплату. Отчаянье в глазах Калюли говорило о том, что денег нам на сегодня не хватит и придется искать еще.

— Вот ты посуди, — продолжал он, нервно поглаживая густую рыжую бороду, — разве стал счастливее Наполеон, завоевав полмира? Нет, потому что он был маленьким. Пыжился-пыжился, а ему раз и Ватерлоо подсунули с островом Святой Елены и мышьяком, чтоб жизнь медом не казалась.

Я был уже пьян, плохо улавливал логику рассуждений Калюли и все пытался найти связь между величием человека и его ростом.

— А мне кажется, — сказал я, — великие люди никогда не бывают счастливы, они только приносят боль и страдание близким и тем, кто их окружает. И чем величественнее человек, тем больше страданий он приносит. Возьми, к примеру, Иисуса. Он, конечно, страдал за людей, но тем не менее и сам принес в мир нескончаемый поток страданий. Прежде всего своим последователям, которые были не настолько умны, чтобы понимать новое учение, но жаждали верить в его слова. Только, веря в его величие, фанаты в простых изречениях Иисуса искали более глубокий смысл. Даже так: сложное понимали буквально, а простое метафоризировали и тоже понимали по-своему. В результате проповеди Иисуса получали прямо противоположный смысл. Он и сам ужасался, видя записи своих речей, но ничего не мог с этим поделать. И тогда решился на шоковую терапию, надеясь своей смертью открыть людям глаза на зло, ими творимое.

— Ты богохульствуешь, — прервал раздраженно Калюля, пережевывая остатки воблы. За соседним столом заржали. Это был смех сытых самоуверенных нацистов.

Улыбающийся официант принес еще пива:

— Вам презент от соседнего столика.

Мы подняли кружки и раскланялись с соседями, сидящими в ярко освещенном углу. То были люди в форменных одеждах. Один из них направился к нам.

— Это Гитлер, — сквозь зубы прошептал Калюля и, привстав, приветствовал подошедшего: — Добрый вечер, хер Адольф.

— А вот за «хера» вы еще ответите, — сказал подошедший. В освещенном углу заржали сильнее, и Калюля как-то сник и сжался.

— Можно к вам присесть?

— Валяй, — ответил я и спросил: — Ну и как жизнь, Гитлер? Что нового?

Гитлер невозмутимо откинул рукой длинную прядь со лба, обмочил коротенькие усики баварским пивом и, проигнорировав мою грубость, грустно заметил:

— Вот вы говорите: смысл жизни, великий человек, маленький и все такое прочее. Но я вам скажу, что, только имея власть и силу, можно достичь своей цели. А цель у нас одна — счастливая жизнь в счастливом обществе.

— И как же вы полагаете прийти к такому обществу? — вопрос мой был прямой и с ехидством.