Хорошие люди

Что меня привлекало в ней, я не знаю. Может быть, ее привязанность ко мне, и все. Я и сейчас понимаю, что никогда не любил ее, хотя и испытывал много нежности к этому чудаковатому существу. Улыбка ее была некрасивой, хотя и обаятельной. Она была невысокой, и поэтому небольшой животик смешно округлял фигуру. Она незаметно прихрамывала — одна нога ее, левая, была чуть короче другой — и этого стеснялась. Почему-то тогда я не обращал никакого внимания на ее дефекты. Только потом, когда она начала меня раздражать своей назойливостью, все эти недостатки стали очевидны и мешали мне воспринимать Рыжую серьезно. Так уж противно устроен человек. Однажды, правда, она меня удивила. Я был в стрессовом состоянии и сильно обидел ее грубыми словами и подчеркнутым невниманием. И вдруг она заплакала. Губы ее дрожали от волнения и обиды, и говорила она что-то быстро, судорожно картавя слова и заикаясь. Я был ошарашен. Женские слезы давно не трогали меня, но Рыжая была так смешна в своей обиде, что я успокоился и засмеялся. Я гладил ее по щекам, и какое-то теплое забытое чувство неторопливо вползало в мою зашторенную душу, пробуждая нежность и ласку.

Она так и не бросила меня, как я ни старался. Поначалу мне не нравился ее запах, зато нравилось смотреть на то, как она ест. Почему я акцентирую на этом внимание, да потому что имел опыт общения с девушкой, в которой мне нравилось все, кроме того, как она ест. Я пережил только одно свидание с ней, этого мне было достаточно, чтобы больше уже никогда не стучаться в ее дверь. Она чавкала. Нет, не просто чавкала, а чавкала громко, выпятив губы, получая нескончаемое наслаждение от пережевывания пищи. Тьфу, блин! И сейчас противно вспоминать это. Меня тогда не вырвало, но есть рядом с ней я уже не мог.

В детстве, хотя и редко, я общался с дворовой компанией, где считалось неприличным и стыдным есть медленно. Если мы добывали сообща пропитание, то делили его на всех поровну и быстро съедали. Еды, конечно, не хватало, и если кто-то начинал смаковать пищу, то остальным приходилось наблюдать этот неторопливый процесс, сопровождаемый обильным слюноотделением всех присутствующих, так что не умевший быстро есть вызывал всеобщий гнев и презрение. Помню, однажды, наворовав пустых бутылок со склада магазина, мы сдали их в буфет местной столовой и на вырученные деньги купили шербет, который назывался «поленом» из-за своей продолговатой формы. Каждому достались небольшие куски, которые исчезли очень быстро. И только Юрик не выдержал испытания удовольствием и обсасывал свой кусочек шербета, не желая прерывать удовольствие. Мы с Калюлей посмотрели друг на друга в недоумении и решили, что такое поведение сродни предательству. «Больше мы с Юриком не играем», — заявили мы друзьям, и нас поняли.

Я покупал своей Рыжей экзотические фрукты и задумчиво смотрел на их поглощение, вспоминая свое детство. В моем счастливом советском детстве не было фруктов, их просто не завозили в пригородный поселок, где мы жили. Только однажды родители продали на городском рынке урожай картофеля и купили всякой всячины, в том числе и тарелку фруктов — яблоко, грушу, виноград и сливы. Себе они не могли позволить такое, а только сидели рядом со мной и смотрели, как я ем фрукты, и радовались за меня. Так и я сидел и все смотрел на мою Рыжую.

Конечно, страдала девочка. Ведь я перестал звать ее в гости. Наверное, она обижалась, но виду не подавала. Конечно, страдала Рыжая, потому как я прогонял ее, если знал, что должна появиться девочка, иначе бы ребенок ревновал сильно. Я пытался оградить ее от этих переживаний. Конечно, страдал я, потому что разрывался между девочкой и Рыжей и надо было делать выбор.

Чтобы ни о чем не думать, я начал пить. Это встревожило девочку и совсем не понравилось Рыжей. «Ага! — подумал я. — Может, ты поймешь, что я пьяница, и наконец-то бросишь меня». Но Рыжая держалась за меня стойко, лишь временами по ночам плакала.

* * *

— Она не уходит, — бросил я раздраженно Калюле. — Прилепилась ко мне и все, сушите весла. Давай еще по одной!

Мы чокнулись. Водка неторопливо обволокла желудок, тепло разлилось по телу, а мозги затуманивались настолько быстро, насколько быстро опустошалась бутылка «Мягкова».

— С женщины снимаешь трусы лишь раз, а потом она это делает самостоятельно, — цинично заметил Калюля, явно намекая на то, что я сам создал себе проблему. — Возьми, к примеру, меня. Вот я — законченный алкоголик, но не хочу сидеть здесь в твоем сраном ночном баре. Меня гнетет мрак с самого детства, мне хочется к солнцу, которого так всегда не хватало в моей жизни. Может быть, поэтому мне так и не удалось вырасти!

Он зарыдал, налил себе еще водки и весьма артистично выплеснул ее в себя.