Хорошие люди. Повествование в портретах

– Какой же он Шарик? – сказал кто-то. – Он – Фонтан. Фонтан он теперь. Вот так.

Потом уж всем скопом пошли домой. Родник решили обустраивать завтра. Ключ подуспокоился, он уже не бил струёй, но тёк крепким, чистым потоком, пробираясь среди травы.

Деревенские шли гуртом, дружно. Тут уж болтовне и смеху удержу не было:

– А я как помчусь, юбка в ногах путается, запинаюсь!

– Васька-то, как козёл скакал!

– А ты сам-то как руки растопырил, прям страсть!

– Носились, как дурные! Я уж думал, дела не будет, а гляди ж! Воду нарыли. Прямо фонтан… Подтвердил себя пёс-то!

А Водонос и собака плелись в хвосте, усталые.

* * *

Выйдешь рано утром на деревенскую улицу. Никого особо там нет ещё. Если только кто на огородах уже возится, а улица пустая. Пахнет скошенной травой, тепло пахнет коровами, что прошли тут недавно на выпас. Уходят, сползая в овраги, остатки ночного тумана, предвещая жаркий августовский день. Тени лежат утренние, длинные. Низкое ещё солнце ярко высвечивает на дороге каждую мелочь. От каждой – чёткая тень, и от камушка, и от старого колёсика шестерёнки, обкатанного временем, и от дверной ржавой петли, втрамбованной в дорогу.

Звякнет колодезная цепь. Поглядишь – а там дядя Ваня Водонос идёт уже по тропинке, коромысло на плече качается мерно. А чуть впереди спокойно и уверенно трусит его пёс Фонтан. Крупный, осанистый. Забежит порой вперёд, забывшись, после опомнится, встанет. И ждёт стоит, оглянувшись на хозяина. Мол, догоняй, не спеши.

Дядя Ваня идёт, щурится, улыбается морщинистым лицом.

Значит, в деревне всё в порядке. В деревне всё хорошо.

Интерлюдия. Берёза

Дерево берёза – дерево простодушное. Ясное, как открытая ладонь. Другое дело ель или липа – те деревья таинственные, значительные. А берёза простая, прозрачная она, ситцевая она. Да ещё и стволом белая, и листвой мягкая.

И то сказать, ведь всё с себя берёза человеку отдаёт. Сок свой весенний, кожу свою, бересту. Ветви с листом берёзовым в веники вяжут, для бани да так, улицу мести. И горит это дерево жарче всех. Вся страна берёзовыми поленьями печи топит, согревается в морозы.

А лес берёзовый, его лесом даже и не назовёшь. Слово «лес» тёмное, густое. А берёзы в рощи собираются, в березняки. В тех березняках легко дышать, там трава – мурава, там цветы растут, это уж обязательно. Весной – ландыши островами душистыми. А в июне там колокольцы распускаются крупные, стоят сиреневые и шуршат на ветерке. Нежный среди берёз ветер, ласковый.

Войдёшь в рощу, побродишь, собирая в ладонь землянику, наешься, перемажешься. Набредёшь на рыжее племя маленьких лисичек. Умаешься, выбирая их из травы. Совсем крошечные оставишь, пусть подрастают.

Присядешь под берёзу, на минутку только, дух перевести. На коленях красные полосы и вмятинки от травы. Горят колени. Потом приляжешь и глаза закроешь. Шум лёгкий кругом, и говор птиц тоже лёгкий: свиристят, щебечут. И лёгкие пятна света бегут по твоему лицу. Ты видишь их сквозь закрытые веки, чувствуешь, что они тёплые. Лёгкая роща вокруг тебя. Простодушная роща.

Когда задремлешь там в траве, и сон у тебя лёгкий будет. То ли сон, то ли слушаешь ты, то ли думаешь…

После этого сна поднимешься быстро, молодо. Постоишь, растерянно оглядываясь: что бы ещё тут поделать? Не хочется же уходить…

Цветов ещё нарвать можно. Рвёшь нетерпеливо и сам себя стыдишь, нехорошо, мол, корни тревожить, не спеши, осторожно рви. А всё равно торопишься. Хочется много унести, хочется, чтобы у тебя вся эта полянка была дома.

Идёшь домой полями. То и дело приостанавливаешься и какого-нибудь муравья из рубашки вытряхиваешь. А в полях жарко. Донести бы цветы поскорее. Те цветы, что из березняка, они трепетные, никнут быстро.

Ночью, засыпая, всё будешь слышать шорох берёзовый. И пятна света – мелькают, мелькают.

Весь год берёза весёлая, беззаботная. Даже зимой, в снегах, всё радуется: то инеем блестит, то под снежными лентами замрёт и стоит, боится красоту попортить, не шевелится.

И только в ноябре горюет берёзовая роща. Клонятся, стонут белые стволы, ободранные до последнего листика. Ветром и косым дождём пробирает их насквозь. Дрожат ветки, знобит их, знобит.

Дотерпеть надо, до первого снега устоять. Надо дотерпеть.

Когда у нас перед домом росла большая берёза, всё казалось, что она и дом сторожит, когда уезжаем, да и вообще… вроде как она тут за старшую. Прямо у околицы стояла, подъезжаешь, ещё и дома не видно, а она уже встречает тебя. Щедрым размахом высится её крона, чуть вздыхает под весенним ветром. Старая она, начало прошлого века видала, а листва шелковистая. Только ствол выдаёт её возраст. Такой ствол, что и не обхватить. Кора ребристая, тянется глубокими морщинами, седеет лишайником. После зимы, как приезжали, сразу шли смотреть: как дупло её, не лопнуло ли? Повредил берёзу прежний хозяин, говорят, трактором, что ли, въехал в неё спьяну… Потом сам же переживал, лечил, рану глиной замазывал. А дупло так и осталось. И с годами всё глубже делалось. Мы уж тоже каждый год глиной подмазывали. Старела берёза. Но держалась, стояла молодцом, ровно.

* * *